Неизвестная пьеса Агаты Кристи

— Добрый вечер. Не подскажете, как до Корнюшина доехать?

Настороженное лицо бесцеремонно заглянуло внутрь:

— А чего от него надо? В кои-то веки человек отдохнуть приехал, так мало что с ним какой-то притащился, — вы еще!

— Все очень просто, — не моргнув, пояснил Олег. — Он заготовил образцы древесины для гробов, а в город не везет: тяжело, говорит, и мусорно. Вот его партнеры и съезжаются, чтоб на месте посмотреть, что кому может понадобиться. Так что вы лучше ворота не закрывайте, еще должны люди подъехать.

Сторож дико глянул на него, и даже пес неодобрительно тявкнул.

— Нет уж, голубок, я лучше лишний раз встану да открою, а то время лютое, не знаешь, кто набредет. Вон, проезжайте до конца дороги, а там увидите теремок — это и есть его дачка!

Олег кивнул, повернул от ворот налево. Мелькнул небольшой домик, аккуратная поленница, «уазик» около забора…

— Ты его напугал, — сказала Женя.

— Переживет. Ишь как он заботится о покое своих подопечных! Или это только о Корнюшине такая печаль? А интересно, кого это привез к себе Кирилл Петрович?…

Ехали по дороге уже минут пять, не меньше. Жене стало казаться, что сбились с пути, но из тьмы снова и снова выступали очертания дачных домиков — от самых примитивных до вычурных, затейливых.

— С ума сойти, — сказала она растерянно. — Это что же — в Хабаровске столько художников?

— Дела давно минувших дней, — сказал Олег. — Преданья старины советской. Тут и писатели, и журналисты пристраивались втихаря. Повоздвигли хоромин, а теперь продают.

Сбоку мелькнул проулок, и Олег резко свернул.

— Как думаешь, не стоит афишировать свое прибытие? — Он затормозил. — Согласен. Тогда пошли, разомнемся.

Осторожно, стараясь не шуметь, вышли из машины.

Ночь оказалась удивительно тепла — словно бы и не конец августа.

Олег несколько раз оглянулся, запоминая дорогу. По счастью, как раз у поворота стояло огромное дерево.

— Жаль, что не береза, — ствол белел бы в темноте, хороший ориентир, — шепнула Женя.

— Вот именно что береза, — возразил Олег. — Только черная. Дерево такое у нас тут водится — черная береза. Белая, кстати, тоже имеется.

Прошли метров пятьдесят — что-то смутно-серое возникло впереди. «Волга»!

— Ага! — выдохнул Олег. — Это Корнюшина. О, гляди: чем не терем?.

Глаза уже слегка привыкли в темноте, и в бледном звездном свете замаячили затейливые башенки, флюгер, навершия…

— Надо же такого понастроить! — восхищенно шепнула Женя. — Два этажа, и все с выкрутасами. Смотри, еще и статуя на балконе.

— Где? — насторожился Олег.

— Нет, показалось, наверное. Или это человек был?

Замерли, всматриваясь, но балкон, залитый бледным лунным светом, был пуст — только играла на перилах тень разлапистого дерева.

— Будем считать, показалось. Тихо, тихо…

Подошли к забору и двинулись вдоль него, ведя по штакетнику руками и пытаясь нащупать калитку. Она оказалась не заперта.

Под ногами слегка шелестела трава, но ветер беззаботно гулял в вершинах, не заботясь о тишине, и всю округу наполнял только его вольный, ровный шум, заглушавший все остальные звуки.

Вокруг террасы белели звездочки душистого табака, благоухали исступленно, сладко. Где-то вдали внезапно заорали лягушки и разом стихли.

Подкрались к террасе.

Олег махнул Жене, потом перебежал, согнувшись, под освещенным окном, она — следом. Осторожно подняли головы, и вовремя: в просвете между полузадернутых штор появился Корнюшин.

Стоит, мрачно смотрит куда-то в угол. Бледно усмехнулся, шевельнул губами. Что-то говорит! Да, похоже, он не один.

Олег стиснул руку Жене и попятился от окна.

Одним прыжком перемахнули освещенное пространство, затаились за кустом. Шиповник, как выяснилось, — колючий. Ничего, перетерпится.

В самом деле, какой смысл сидеть под окошком, если ничего не слышно и видно чуть? Отсюда обзор лучше, хотя это скорее получается театр теней.

Черный, как дьявол, Корнюшин мечется по комнате, оживленно жестикулируя, иногда замирает, обращаясь к кому-то незримому: ждет ответа? А его собеседника не видно. Не сам же для себя произносит эту речь Корнюшин!

Остановился, устало пустив голову. Махнул безнадежно… и вдруг метнулся вперед, хищно вытянув руки.

Мгновение Олег и Женя ошеломленно смотрели на опустевшее окно. Вдруг на занавесках вырисовались две сцепившиеся фигуры. Топтались, покачиваясь, потом рухнули.

Женя схватила Олега за руку, почувствовав, как напряглось его тело, но он нетерпеливо освободился от ее дрожащих пальцев.

— Мы зачем сюда пришли? — блеснул сердито глазами и выдернул из-за пояса пистолет. — Пока не высовывайся.

Шагнул веред, но тотчас отпрянул: на террасе загрохотали шаги, метнулась тень.

Корнюшин! Да, это его профиль: кудлатая голова, окладистая борода. Вцепился в столбик, подпирающий крышу, замер, смертельно бледный в бликах света.

Он, точно. И пока вполне жив. Женя перевела дыхание.

Корнюшин вдруг насторожился, вскинул голову — и спрыгнул с крыльца, ринулся, не разбирая дороги, в сад, растворился в темноте.

Но калитка вроде бы в другой стороне. Значит, Корнюшин помчался не к машине. А куда? Или сам не понимал, что делает?