Вскочил за руль — и «Чероки» растворился в вихре автомобилей.
Женя проводила его взглядом и уставилась на сумку — ту, другую, не свою.
— Это чье?
— Мое, — ледяным тоном отозвался Олег.
— Ты что, куда-то ехать собрался?
— Лететь, потом ехать, — уточнил Олег. — До Москвы, потом поездом в Нижний. Мы, кстати, опаздываем на регистрацию.
Женя уставилась на него:
— Нет, правда?…
Он только дернул углом рта.
— А почему же?… — пробормотала Женя жалким голосом. — Я же не знала… Ты же не сказал…
— Дар речи отшибло, вот и не сказал! — огрызнулся Олег. — Честное слово, если бы Сашка сам не уволок мою сумку из прихожей, я и в аэропорт не поехал бы!
— Но я же не знала!
— Хорошо бы понять, — процедил Олег, — кто что с тобой сделал, что ты и меня заодно сукой считаешь? Или, может, я не знаю чего-то? Может, это просто дымовая завеса, чтобы тебе отступить достойно? Может, тебя там будут встречать с цветами и духовым оркестром? Тогда лучше сразу скажи. Я вернусь без звука…
Женя, не отвечая, подхватила его сумку и ринулась вперед так резво, что Олег догнал ее только у стойки регистрации.
— Между прочим, я тебе самую главную новость не успел сообщить, — сказал, все еще отводя глаза и подрагивая ноздрями. — Грушин нашел ее, эту вашу фею Мелюзину!
— Кого-о?!
— Ну как ее там… Глюкиаду!
— Глюкиаду? Аделаиду?! Она…
— Жива и здорова. В том и фокус!
Всю дорогу под крылом самолета, как принято выражаться, о чем-то пело зеленое море тайги, а над этим самым крылом сияла хрустальная голубизна стратосферы. Однако на подлете к Москве захмарило, задождило, и прилетели они из сверкающего, солнечного августа в август мокрый и студеный. Уже в аэропорту пришлось доставать из сумок свитера и ветровки, да и то изрядно продрогли, пока ждали багаж: Олег не рискнул везти то, что обычно носил за ремнем джинсов, с собой. Долго добирались до аэровокзала, потом до Казанского вокзала. Взяли билеты на Нижний, бродили по Москве, ели (весь этот длинный-предлинный, опять-таки благодаря разнице во времени, день они только и делали, что ели, наверстывая упущенное), потом сонно сидели в вокзале, ожидая отправления «Ярмарки», дорогущего фирменного поезда. «Ярмарка» уходила в девять с небольшим, поэтому и решили потратиться на нее: ждать чуть не до полуночи, когда пойдет более демократичный «Нижегородец», сил не было. Правда, как ни хотелось спать, они все-таки не преминули воспользоваться удобствами отдельного двухместного купе в СВ, отчего в половине шестого проводница добудилась их, только пустив в ход последнюю и самую страшную угрозу: после Дзержинска санитарная зона, туалеты будут закрыты!
Нижний подъехал как-то странно быстро — откуда ни возьмись, вдруг против окна возник модернизированный скользкий перрон, а на нем, в сутолоке народу, — невысокая фигура в черном плаще с поднятым воротником, в дымчатых, несмотря на абсолютно бессолнечную погоду, очках…
Итак, их все-таки встречали — пусть не с цветами и без оркестра.
— Спокойно, — сказал Олег, услышав, как ахнула Женя. — Я ему все скажу сам. И вообще — почему мы ведем себя так, будто это какая-то статуя Командора? Не похож!
Вблизи Грушин оказался на статую Командора похож еще меньше, чем издали. И никаких признаков облысения Женя у него не заметила. Напротив, шеф даже как-то помолодел и лучился неприкрытым довольством. Впрочем, ему было чем гордиться!
Однако Грушин смог сдержать бьющую через край профессиональную гордость на пару часов, чтобы дать Жене с Олегом возможность позавтракать, принять душ и переодеться. Увы, предлог «с» в данном конкретном случае оказался не более чем привычной грамматической формой. Грушин, мгновенно приняв командование на себя, довез Женю до дома и так браво и стремительно выкинул вместе с сумкой у крыльца, таким непререкаемый тоном сообщил, что Олег остановится у него, что никто и глазом не успел моргнуть, а соединительный предлог «с» оказался уже не актуален…
Женя едва успела перехватить растерянный взгляд Олег — и «Фольксваген» Грушина скрылся за углом, оставив вместе с облачком бензинового перегара указание в форме приказания: через два часа быть в фирме, не ждать, чтобы за ней заезжали, потому что «ты близко живешь, а нам еще в Печеры пилить да пилить».
«Ну и не пилили бы! — яростно подумала Женя. — Что, у меня нельзя было кофе выпить? И сразу Грушин все понял бы…»