Неизвестная пьеса Агаты Кристи

Конечно, расстраиваться было решительно не с чего, а она расстраивалась. Не меньше получаса простояла под раскаленным душем, прежде чем вспомнилось спасительное: все, что ни делается, делается к лучшему! Может быть, Олег сейчас поставит все точки над «i» — в отдельном мужском разговоре. Все-таки есть ощущение, что он еще не до конца верит, будто Грушин для Жени — только старший товарищ, отец и брат. Нет, не то чтобы не верит, но остается у него некоторое сомнение. В очередной раз Женя удивилась, почему такой красавец, молодец и, по всему видно, любимец женщин до такой степени в себе неуверен, что, кинувшись в омут и погрузившись с головой, вдруг спохватился: а не зашиб ли кого, пока летел с обрыва? Впрочем, запоздалая осторожность — чисто мужское свойство. И еще одно впрочем: а разве Женя сама так уж уверена в нем… и в себе, если на то пошло?

И тут ее словно обожгло: а если Грушин расскажет про Льва? Ведь он всегда полагал, что Женя отвергает его именно из-за Льва. И начнет живописать, как она бросается на каждый телефонный звонок, приходит на работу с заплаканными глазами, то оживает, то впадает в уныние при самом легком намеке на воздушные шары, пусть даже те, которые продаются на улицах накануне бывших и нынешних общенародных праздников…

Она выскочила из ванны и ринулась к телефону, чтобы немедля позвонить начальнику и попросить его держать рот на замке, но вовремя отдернула руку. Если Грушин хотел что-то такое сказать, то уже сказал. И вообще, должен же Олег когда-нибудь узнать о Льве! В конце концов, он же сам сказал, что прошлое его не интересует. А в окошко прыгать ему не придется, это Женя может гарантировать!

И все-таки ее ощутимо потряхивало, пока она бежала по Ошарской в агентство. Может быть, оттого и потряхивало, что оделась слишком легко, не по погоде. Но этот синий, тускло мерцающий костюм шел ей бесподобно! И юбочка у него была какая надо — нарисованная…

«Фольксваген» Грушина уже торчал на полупустой по раннему часу стоянке. Женя взбежала на крыльцо — и едва успела шарахнуться в сторону, чтобы не зашибла уборщица, нещадно елозившая шваброй по стеклянным дверям. Россыпь грязных капель, оказавшаяся на светло-сером плаще Жени, ничуть не смутила виновницу.

— Нечего шастать, уборке мешать, — сурово сказала она.

— Извините, — вздохнула Женя, по опыту зная, что с вахтерами и уборщицами лучше не связываться: все равно окажешься неправой! Вошла в лифт, нажала кнопку шестого этажа — и тотчас кто-то вскочил в кабину следом.

Обернулась. Высокий седой мужчина стоял к ней боком, отряхивая куртку, на которой красовалась (ничего себе!) еще более обширная россыпь грязно-мыльных пятен.

— Вас тоже зацепило? — дружелюбно спросила Женя. — Не трите так, грязь размажете. Пусть лучше высохнет, потом щеткой смахнете — и все.

Попутчик глянул на нее искоса, кивнул — и с новым ожесточением принялся втирать грязь в куртку.

Женя пожала плечами: на здоровье! — и нетерпеливо вздохнула. Лифт необычайно долго готовился к подъему. Может быть, он просто боялся высоты? Обычно кабина успевала набиться до стонов и охов, до предупредительного зуммера, пока лифт вот так стоял с распахнутыми дверцами, ибо вскочить в него не успевал только ленивый.

На сей раз, по слишком раннему времени, ленивым, кроме Жени и упрямого незнакомца, оказался только худощавый лохматый парень среднего роста и возраста.

Женя уставилась на него с любопытством. Это был знаменитый в Нижнем художник. Он рисовал летающие среди звезд грибы несравненной красоты, спящих в лесах крутобедрых дев, печально-мудрых котов, ожившие пеньки, петухов — хранителей Вселенной и прочую сказочную прелесть. Художник молодой, из себя интересный, даром что худющий, как карандаш, и Женя невольно принялась косить на него глазом. Однако, несмотря на славу записного донжуана, знаменитость на нее даже не взглянула, а, воткнув палец в кнопку с цифрой 4, уставился на их общего попутчика буквально вытаращенными глазами. Человек в испачканной куртке сверкнул недобрым взором и еще круче отвернулся к стене, а его четкий, скульптурный профиль начал медленно багроветь.

«Может быть, он тоже какая-нибудь знаменитость? — подумала Женя, шныряя взглядом с одного профиля на другой. — Но не любит, когда на него обращают внимание!»

Лифт, кстати сказать, долго запрягал, да быстро погонял, и вот уже на табло над дверью высветилась четверка. Художник вышел, все еще оглядываясь, и исчез на этаже.

Женя потянулась было к кнопке с цифрой 6, как вдруг спохватилась, что находится на том самом этаже, где Грушин снял комнату для особо важных и секретных переговоров. Если неприятности с Эммой не исчерпали себя, очень может быть, что Грушин с Олегом ждут Женю как раз на конспиративной квартире. И она выскользнула из лифта почти в ту минуту, когда дверцы с протяжным вздохом начали смыкаться.