Неизвестная пьеса Агаты Кристи

— Всего доброго, — кивнул и Грушин, поворачивая вслед.

— Дима, подожди внизу, — быстро, сквозь зубы выговорила Женя. — Не уезжай без меня, слышишь?

Грушин споткнулся. Димой она его в жизни не называла, ни разу.

— Десять минут, — буркнул, не оборачиваясь, и шарахнул дверью о косяк.

В то же мгновение Лев ударил по выключателю и в темноте набросился на Женю. Впился в рот, шарил по груди, по бедрам, задирал юбку, валил на сумки прямо в прихожей…

Она вывернулась каким-то чудом, с неожиданной для самой себя брезгливостью задев ладонью его густо поросшую рыжим курчавым волосом грудь, вскочила.

— Не понял, — сказал Лев, опять обматываясь полотенцем. — Тебе же раньше нравилось вот так, спонтанно…

— Да, — выдохнула она, не соображая, что говорит, стоя перед ним, тиская трясущиеся ладони, забыв даже поправить одежду.

— Ну ладно, пошли в кровать, — небрежно повел он крутыми плечами. — Я белье сменил на всякий случай.

— Что?… — У Жени вдруг пересохло в горле.

— Ну мало ли, — опять повел плечами Лев. — Я же не знаю…

Она пролетела мимо в комнату. Ничего не видя, сгребла с постели простыни, сдернула, обрывая пуговицы, наволочки, скомкала, швырнула в коридор. Лев переступил через свалку.

Женя бросила в кресло плащ, скинула туфли, потащила вниз колготки. Она раздевалась перед ним, бросая как попало вещи, но что-то такое было в этих беспорядочных движениях, что Лев отнюдь не набросился на нее снова — отступил к стене и даже привалился к косяку.

Женя выдернула из шкафа футболку, джинсы, свитер, кое-как напялила. Вихрем пронеслась в прихожую, мимо посторонившегося Льва. Сунула ноги в кроссовки, схватила под мышку куртку, рванула дверь…

— Ах да! — Обернулась: — Ты как в квартиру попал?

— У меня ключ был, ты что, забыла? — пробормотал он, не отклеиваясь от косяка, только чуть повернув голову. — Ты же сама оставила: мол, как только захочешь приехать, в любое время… — Хмыкнул и вдруг пошел к ней, недоверчиво, нерешительно бормоча: — Жень, да ты что? Женька, что… время вышло?

— Когда будешь уходить, ключ оставь в тридцатой квартире, — выдавила она. — Только ничего своего здесь не забудь, пожалуйста. Счастливой фиесты!

И хлопнув дверью, ринулась вниз через две ступеньки. С кем-то столкнулась, с кем-то не поздоровалась, выскочила на крыльцо…

Грушин угрюмо курил, привалившись к дверце «Фольксвагена», подняв воротник.

Один.

Олега не было.

Женя открыла глаза и долго, тупо смотрела вперед, где блестел в свете фар мокрый асфальт. До темноты было еще далеко, но все машины шли с включенными огнями: моросило и хмарило. Смутно виднелись очертания фигуры Грушина: сутулые плечи, понурая голова. Казалось, он задремал за рулем, и сейчас потерявший управление «Фольксваген»…

Женя вдруг пожелала этого — настолько сильно, что даже ощутила нечто вроде удивления. «Ну вот, а еще говорят, будто слезы приносят облегчение…»

Глупости. Ей ли не знать, что ничего не приносят слезы, а только уносят последние силы, оставляя пустоту и усталость. Она села, пытаясь распрямить замлевшее тело и затекшие мысли. Поймала в зеркальце взгляд Грушина:

— Проснулась?

— Да. Долго еще?

— Полчасика, а может, и меньше. Сигарету дать?

— Ты что, я же не курю.

— Ну, думал…

— Не надо. Только пить хочется.

Грушин передал ей бутыль минералки.

Женя вяло сделала несколько глотков. Наверное, Грушин где-то приостановился по пути, когда она уснула, сделал запас. Все-таки три часа туда, три обратно, да еще какое-то время придется потратить, чтобы уговорить Аделаиду поехать с ними.

Да, приманку-то они забросили, и Охотников информацию наверняка получил, но засада явно накрылась… Фактически вместо трех осталась одна боевая единица — Грушин, а Женя мало что без оружия, да и чувствует себя скорее мертвой, чем живой. А Олег…

— …Где он? — выдохнула Женя, спрыгивая с крыльца и хватая Грушина за рукав.

— Ушел, — буркнул тот, осторожно высвобождаясь, но у Жени пальцы разжались сами собой.

Да… она знала.

— А ты что думала? — сердито буркнул Грушин, словно она удивлялась и возмущалась. — Не всякий, знаешь, такое выдержит.

Женя не удивлялась, не возмущалась. Стояла мертво.

Грушин скользнул взглядом по окнам, неприятно оскалился и сказал:

— Давай в машину, что ли, сядем. А то этот… твой прилип к стеклу как банный лист, пялится…

Женя заползла на заднее сиденье, как раненый зверь — в берлогу. Не хотела, чтобы Грушин видел ее лицо, но он покосился в зеркальце и вздохнул:

— Не знала, что ли, что Левка надумал приехать?

Женя не отвечала, не шевелилась, и Грушин опять вздохнул:

— Не знала, вижу… Ну, что ж теперь! Бывает. Ничего, помиритесь.

— Как? — хрипло спросила Женя. — Где теперь его искать?

Грушин бросил на нее цепкий взгляд.

— Я вообще-то Льва имел в виду. Ты что? Столько лет ждала — и вдруг из-за каких-то нескольких дней…

— Не надо, — прошептала Женя, и он послушно умолк.

Тронул машину с места, медленно выбрался за ворота, но сразу остановился, свернув в «карман». Зло сказал: