Неизвестная Россия. История, которая вас удивит

Могла ли Русь принять греческий язык вместе с православием, как приняли латынь варвары Западной Европы? Я считаю это невероятным. Византия, которая вела жесткую борьбу со славянами, вовсе не помышляла о том, как бы лучше передать им свою правовую культуру вкупе с античным наследием. Ее интересовало максимально быстрое распространение христианства среди варваров с тем, чтобы превратить их в договороспособных соседей, разделяющих с ними приблизительно одни ценности. Для этого греческий был только препятствием, нужно было создать письменность, фонетически и грамматически близкую славянам. Как помним, латынь сделалась господствующим языком средневековой Европы только потому, что варваров, расселившихся на территории Западно-Римской империи, было существенно меньше, чем римлян. И только затем этот язык стал важнейшим элементом культурной инфраструктуры, с помощью которой осуществлялась интеграция неримских земель Западной Европы в Католическую церковь и различные политические союзы Средневековья.

Для Руси, даже после принятия христианства, Византия была не менее далека, чем Запад, так что Сумароков имел все основания писать в XVIII веке: «До времени Петра Великого Россия не была просвещена ни ясным о вещах понятием, ни полезнейшими знаниями, ни глубоким учением; разум наш утопал во мраке невежества… Вредительная тьма приятна была, и полезный свет тягостен казался». Это было очевидно и иностранцам, посещавшим Московию. Голштинский посол Адам Олеарий, например, писал в XVII веке о русских: «Они хвастаются приходом к ним греков и заимствованиями у этих последних, но, на самом деле, они не имеют от них ни языка, ни искусства». Называть Россию наследницей Византии на основании одного факта принятия православия – такая же натяжка, как считать наследницей Восточного Рима какую-нибудь Эфиопию.

Изучение сохранившихся рукописей Древней Руси говорит о крайне избирательном подходе к византийскому наследию. Из 498 славяно-русских рукописей XI–XIII веков, находящихся в книгохранилищах страны, на списки Евангелия и Апостола приходится 158 единиц, на Минеи – 66, на Триоди – 30, на литургические тексты других типов, кондакари и прочее – 89, на копии Псалтыря – 16, на рукописи Паремейника (сборник чтений из Библии и житий) – 12, на ветхозаветные книги – 4, на Апокалипсис – 1 – всего 376 библейских и богослужебных текстов, или 75,5 % от общего числа дошедших до нас памятников. О рецепции римского права на Руси известно мало, однако очевидно, что все оно было сужено до вопросов, имеющих отношение непосредственно к жизнедеятельности Церкви. В основном те или иные новеллы императоров, Эклога и Прохирон (сжатые справочники по законодательству) публиковались в комплексе с Номоканоном, изложением церковного права, и некоторыми другими текстами под названием «Кормчая книга». От домонгольской Руси осталось всего три таких «Кормчих».

Может быть, конечно, татарам особенно нравилось жечь Аристотеля, Гомера и кодекс Юстиниана, но и в XV веке соотношение между богослужебными книгами и всеми остальными изменится ненамного: до 56 % рукописей этого столетия являются библейскими или богослужебными. Среди них наконец-то встречаем полный текст Библии, это через шесть-то веков после крещения – так называемая «Геннадиевская Библия» 1499 года, изготовленная в Новгородском архиепископском скриптории. До этого Русь, например, толком не была знакома со всеми книгами Ветхого Завета, которые называли «жидовскими» и считали их чтение опасным. Какой уж тут Гомер!

Старообрядцы говаривали: «Псалтырь всем книгам богатырь. Кто ее прочтет, тот всю премудрость узнает». И это едва ли можно назвать сильным преувеличением для характеристики интеллектуальных предпочтений Руси. Русская мысль, по меткому выражению Ключевского, «засиделась на требнике» и делала это с энтузиазмом и обычным для невежды бахвальством: «Богомерзостен перед Богом всякий, кто любит геометрию; а се душевные грехи – учиться астрономии и еллинским книгам; по своему разуму верующий легко впадает в различные заблуждения; люби простоту больше мудрости, не изыскуй того, что выше тебя, не испытуй того, что глубже тебя, а какое дано тебе от Бога готовое учение, то и держи». То есть снова – не умничай. Таков припев русских нравоучителей. И это, естественно, бросается в глаза иностранным наблюдателям. Так, Жак Маржерет пишет в начале XVII века: «Можно сказать, что невежество народа есть мать его благочестия. Они ненавидят науки и особенно латинский язык. Не имеют ни школ, ни университетов. Одни только священники обучают юношей чтению и письму; этим однако только немногие занимаются». Впрочем, благочестие русских едва ли можно считать христианским. Маржерет замечает: «Невежество народа так велико, что не найдется трети, которая знала бы молитву Господню и Символ веры».