Сумерки подкрались, как всегда, незаметно. Над позициями соседнего полка появился санитарный вертолет. Видимо, у ребят снова потери. И сразу же оживились расчеты пусковых установок. Батарея открыла огонь по месту предполагаемой посадки вертолета. Всю поляну накрыло облаком пыли и ревом реактивных снарядов. Зашевелился и мой корректировщик. Соседний полк не был его целью, но что-то заинтересовало его на позициях нашего полка. Он буквально прилип к биноклю. В этот момент я и выстрелил. Нас учили стрелять короткими очередями из двух-трех патронов. Но у меня был установлен прибор бесшумной, беспламенной стрельбы. Патроны были с ослабленным зарядом, стрелять я мог только одиночными. Расстояние было слишком маленьким, поэтому я дважды выстрелил ему в голову. Выбрался из укрытия, повесил автомат за спину и, пригнувшись, побежал к позиции минометчиков.
По моим расчетам минометчиков было не более двух-трех человек. По крайней мере я на это надеялся. В тот момент, когда прыгал в воронку. С ножами в обеих руках.
Их действительно было только двое. Заряжающий оказался ближе ко мне. И на него ушла пара секунд. Хуже дело обстояло с наводчиком. Он прильнул к прицелу, и мой штык-нож, находившийся в правой руке, нашел только его спину. Точнее, позвоночник. Лезвие застряло где-то между четвертым и пятым грудными позвонками и сломалось. Мне здорово повезло, что их было только двое! Я смог добить минометчика обломком штык-ножа и своим самодельным ножом. Эх, мама-мамочка, ведь учила ты меня в детстве никогда не бить лежачих. И не бить в спину. Говорила, что кратчайший путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Жалко, что путь к желудку моего минометчика оказался мне недоступен.
Я наскоро осмотрел огневую позицию. Небольшой китайский фонарик в цинке из-под патронов на бруствере служил выносной точкой прицеливания. Прицельные таблицы на арабском языке. Аккуратные штабеля осколочных мин. На небольшом коврике сложены два автомата Калашникова китайского производства, рюкзаки с магазинами и каким-то хламом, большое блюдо с остатками плова. Несколько лепешек, красивый арабский нож в кожаных ножнах и две гранаты Ф-1 лежат рядом.
Рукояткой штык-ножа разбиваю водяные уровни на прицеле. Можно наклонить ствол миномета и опустить в него мину. Предварительно проведя с ней несколько несложных манипуляций. При небольшом угле наклона выстрела не произойдет. Затем миномет ставится в исходное положение. Когда в него опустят вторую мину, будет очень весело. Очень смешно. Окружающие просто умрут. От смеха. Миномет разорвет на множество маленьких-маленьких минометиков.
Правда, для этой ситуации такая шутка не подходит. Едва ли кто будет стрелять из этого миномета. С этой позиции. А при смене огневой позиции первая мина, скорее всего, будет обнаружена. И коэффициент полезного действия ее станет равным нулю. Ограничиваюсь тем, что под одну из мин в штабеле подкладываю духовскую гранату Ф-1. На разгрузку. Вторую укладываю под наводчика. Сюрприз! Кольца забираю с собой. Вся операция заняла не более пяти минут. И не привлекла ничьего внимания. Теперь пора домой. Переваливаю через бруствер воронки и растворяюсь в ночи…
Дорога обратно заняла гораздо меньше времени. Примерно через час я был уже на своей горке. Меня никто не преследовал, и мои бойцы не подстрелили меня по ошибке. Можно сказать, жизнь удалась. Меня встретил Виталик Жердев. Дружески похлопал по плечу, внимательно посмотрел в глаза. И до утра никого ко мне не подпускал. Всю оставшуюся ночь мне казалось, что от меня пахнет кровью…
Возвращение из Афгана
Последний год моего пребывания в Афганистане мне вспоминать не хочется. Стыдно. Теперь я знаю, что родился под счастливой звездой: за двадцать шесть месяцев моего пребывания в Афганистане среди моих подчиненных не было не только убитых, но даже раненых. Но самому мне везло чуть меньше. На одной из засад мне перебило осколками ноги. Врачи настаивали на ампутации. Пришлось сбежать из медсанбата. Ноги долго не заживали. И угроза их ампутации все равно оставалась. Даже несмотря на все заботы Шафи и его «волшебные» мази. В результате этой неопределенности я пару месяцев не писал писем домой. Мог бы написать хоть что-то. Но, видимо, слишком жалел себя и совсем не думал о других. Возможно, я был и неплохим командиром, а вот сыном оказался никудышным. За эти два месяца моя мама поседела…
По словам моих родителей, этот год был для них самым тяжелым (хотя какие года были для них легкими — годом раньше погиб их зять). В стране в это время были перебои с продуктами. А потому, чтобы достойно отметить мое возвращение и как-то скрасить ожидание, они купили поросенка. Видимо, в это время поросенок больше всего ассоциировался в сознании моих родителей с их непутевым сыном.
По милости моего заменщика мне пришлось задержаться в Афгане на пару месяцев. А потому, когда я приехал домой, поросенок превратился в настоящего свина. По крайней мере весил он куда больше моего.