Читаем Неизвестная война. Записки военного разведчика полностью

Подарок был немного неожиданный, но очень приятный. Не мудрствуя лукаво, я назвал котенка простым афганским именем Кот («пищак» на фарси). Кажется, это имя ему даже понравилось. Но еще больше ему понравилось, когда я его покормил разведенной в воде сгущенкой. Позднее он ел все то же самое, что и наши ребята, — кашу, рыбный суп «Ух», тушенку и даже кусочки обычных лепешек из тандыра.

После недавно перенесеннго тифа, ходить в первые дни мне было тяжело, слабость была неимоверная. Особенно тяжело давались походы в мой лазарет в Калашахи, встречи с агентурой и возвращение на заставу — каждый подъем на Тотахан отнимал последние силы. Выручало только одно — мой наставник и агентурный контакт Шафи презентовал мне на это время своего ослика с удивительно неприличным именем Хуай Су. Оказывается, давным-давно жил на свете китайский монах Хуай Су из Чанша. Он был искусным каллиграфом. Однажды, когда Хуай Су достиг совершенства в скорописи, он собрал все свои кисти и закопал их в землю. Назвав это место «Могилой кистей».

Ослик, видимо, в шутку получил свое имя в знак того, что когда-то темной ночью он закопал свой разум под каким-то холмом. А место забыл.

Шафи предупредил меня, что он бестолковый и плохо слушается команд. Но в голосе у Шафи слышались ласковые нотки. На самом деле ослик выглядел смышленым и очень милым. Я понял, что плохо он мог слушаться только моих команд.

Шафи объяснил мне, что ослик хорошо знает дорогу на заставу. Он отвезет меня туда при условии, что я не буду ему мешать. И сам вернется домой. Мешать ему я не собирался.

В первый раз ехать на ослике было очень забавно. Ноги мои постоянно цеплялись за землю. Приходилось их постоянно приподнимать. Надолго меня не хватало. И они снова начинали считать все кочки и буераки. Но впечатления были просто потрясающие! Я впервые катался на ослике.

И по новому для меня маршруту. Вместо того чтобы подниматься по кратчайшему пути, Хуай Су повернул к седловине между вершиной горы и выносным постом. А потом по тропинке, протоптанной нашими бойцами, поднялся на заставу. И он назывался бестолковым осликом?! Хорошо еще, что я не пытался им командовать и управлять. Просто доверился. В благодарность за это Хуай Су показал мне самый легкий и простой путь к вершине.

В этот момент я почувствовал себя последним ослом. Мой кратчайший путь на заставу оказался путем отъявленного мазохиста. Самым трудным и бестолковым. Даже маленький ослик это прекрасно понимал.

Я дал ему кусочек лепешки на прощание. И отпустил.

— Ташакор, Хуай Су. Сафар ба хайр (спасибо, Хуай Су. Счастливого пути)!

Ослик налегке резво убежал обратно. Забавно перебирая своими маленькими копытцами. Убежал домой. А я долго смотрел ему вслед. Пока он не добрался до крепости Шафи.

— Спасибо, дорогой ослик. Спасибо, Шафи!

Потом Хуай Су еще несколько раз здорово выручал меня. И когда мне доводилось на нем кататься, я всегда мысленно пел песню «Мы красные кавалеристы и про нас…». Это выглядело действительно забавно — красный командир с медицинской сумкой на плече верхом на ослике со смешным именем Хуай Су.

Хорошее было время — я катался на маленьком забавном ослике. А на заставе меня ждал Пищак, который рос не по дням, а по часам. Неподалеку от нашей заставы регулярно проводились дивизионные операции, работали баграмский разведбат и полковая разведрота 345-го парашютно-десантного полка. В этом не было ничего удивительного: наша горка была не только прекрасным наблюдательным, но и командным пунктом. Да и наши танк с минометом позволяли работать очень точечно, эффективно и на довольно большую дальность. Поэтому без нас обходились редко. Но мне почему-то казалось, что война эта какая-то ненастоящая. Ведь за два месяца пребывания в Афганистане я принял участие только в одной войсковой операции. Стрельба же из танка и миномета на дальность более двух километров, когда ты не видишь реальных результатов своей работы, казалась мне больше похожей на какую-то игру. Редкие обстрелы духами заставы были делом привычным. Раненых и убитых на заставе не было.

Но вскоре уехал в отпуск начальник разведки нашего батальона Толя Викторук. И мне пришлось два месяца командовать его разведвзводом. Там война была уже настоящей. Близкой, протяни только руку… Когда я вернулся на Тотахан, кота на заставе уже не было. Наш Пищак погиб во время одного из обстрелов…

Все это время у нас на продовольственном складе (в небольшом помещении, сложенном из камней и глины, примерно 2 на 4 метра) жила старая-старая кобра — Марь Иванна. Обычно она лежала в самом дальнем углу. И сторожила коробки с куриными яйцами. Это было ее любимое занятие. За свою службу она никогда не требовала вознаграждения. Но когда приходило время, она готовила свое любимое блюдо — яичницу из трех яиц.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее