Однако одной критикой нападки на Бодлера не ограничились. Вскоре в Главное управление общественной безопасности поступил конфиденциальный доклад, утверждавший, что сборник «Цветы зла» содержит «вызов законам, охраняющим религию и мораль». На подобное заявление ответ блюстителей порядка тоже был соответствующий: 7 июля министр внутренних дел поручил генеральному прокурору приступить к следствию. А уже 17 июля прокурор потребовал конфисковать все экземпляры книги. К счастью, друзья автора смогли вывезти и спрятать большую часть тиража.
Перепуганный поэт стал искать защиты у сильных мира сего. Но почти всюду встречал прохладный приём. Пока же Бодлер искал спасительную соломинку, судебная машина набирала обороты. И меньше чем через два месяца, в четверг 20 августа 1857 года, поэт был приглашен в Дворец правосудия, чтобы выслушать обвинительную речь судьи и приговор, согласно которому Бодлер был приговорен к штрафу в триста франков. Кроме того, суд постановил запретить шесть стихотворений, показавшихся ему наиболее одиозными: «Украшения», «Лету», «Слишком веселой», «Проклятых женщин», «Лесбос» и «Метаморфозы Вампира». Но это решение не помешало сборнику «Цветы зла» обрести мировое признание…
Когда Бодлер находился в Бельгии, он тяжело заболел. Болезнь с каждым днем прогрессировала. Головные боли и тошнота стали ежедневными. 3 апреля больной был помещен в одну из брюссельских больниц. С окаменевшим взглядом, с перекошенным ртом, он едва мог связать два слова.
А вскоре из его рта доносилось лишь нечленораздельное бормотание. Его ум постепенно угасал, хотя последние капли жизни все еще продолжали в нем существовать. Наконец утром 31 августа 1867 года у Бодлера началась агония. Появился священник. И до того, как умирающий испустил последний вздох, его причастили.
Разноликий Бальмонт
Ценители им восторгались – гений. Завистники его низвергали, приклеив к его творениям ярлык «стихотворная болтовня». Над его поэзией размышляли. О ней спорили. Над ним подшучивали. Им восхищались. И было за что. Ведь Константин Дмитриевич Бальмонт был не только настоящим поэтом, но и «родоначальником» Серебряного века.
Фигура, сотканная из парадоксов, странностей, невообразимых и скандальных поступков; личность, до краев наполненная разнообразными талантами; мужчина, которого до безумия обожали женщины и который буквально сходил с ума от одной рюмки вина, – это все Бальмонт.
13 марта 1890 года ночью, после очередного скандала с женой, он, прочтя «Крейцерову сонату» Толстого, решает свести счеты с жизнью. И, не найдя для самоубийства более достойного способа, он выбрасывается из окна третьего этажа на мощенный булыжником двор. Однако Бальмонт не погиб, но изувечился так сильно, что в течение года был прикован к постели. В Брюсселе он тоже попытался повторить свой подвиг и тоже кинулся вниз с балкона. Но и на этот раз судьба проявила милость к поэту.
Если же говорить о «подвигах» менее значительных, то ими буквально заполнен каждый день жизни Бальмонта: то, повиснув на дереве, он читает стихи; то в Париже ложится на мостовую, и его переезжает фиакр. Совершая менее рискованный поступок, он, в пальто, шляпе и с тростью, входит по пояс в воду; и делает он это ради того, чтобы полюбоваться отблесками луны на водной глади, а потом, возможно, написать об этом стихи…
Что же касается отношения Бальмонта к алкоголю, то здесь он, точнее, его организм тоже проявил своеобразие. «Бальмонт, хотя и любил выпить, но не выносил алкоголя ни в каком виде, ни в каком количестве. Это была его болезнь, его проклятие. Вино действовало на него как яд. Одна рюмка водки, например, могла его изменить до неузнаваемости. Вино вызывало в нем припадки безумия, искажало его лицо, обращало в зверя его, обычно такого тихого, деликатного, – вспоминает жена поэта Екатерина Андреева-Бальмонт. – Эти мгновенные превращения ужасали не одну меня, а всех, кто при них присутствовал… Я обращалась ко многим врачам, невропатологам, психиатрам. Доктор Россолимо, с которым Бальмонт дружил, так же как (через несколько лет) и психиатр Ф. Рыбаков, объясняли состояние Бальмонта наследственным алкоголизмом… Его опьянение совсем не походило на опьянение других людей. Оно больше было похоже на безумие… Крепкие вина, водка, абсент мгновенно лишали его рассудка. Но никакой сорт, никакое количество выпитого вина не сваливало его с ног. Напротив, чем крепче было вино, тем сильнее оно возбуждало и вызывало у него активность. Он не мог сидеть, тем более лежать, ему необходимо было двигаться. И он ходил день и ночь напролет, когда был в таком состоянии возбуждения… Когда опьянение кончалось и Бальмонт приходил в себя – обыкновенно на другой день, он абсолютно ничего не помнил, что с ним было, где он был, что делал».