Неизвестные байки старого Петербурга

Сотню лет назад в Петербурге было море всевозможных развлечений: театры, вечера, приемы и балы — только успевай всюду побывать. Однако большой группе прекрасных обитательниц столицы все это не приносило удовольствия. Единственной их радостью были громкие уголовные процессы, которые они исправно посещали. Их так все и звали — «уголовные дамы». Подобно заядлым театралкам, они толпились у расписания судебных процессов и делали пометки, решая, куда пойти.

Каждое утро они первыми появлялись в суде. Тут их все знали в лицо. Служитель, принимая пальто и галоши, спрашивал:

— На покушение жены пришли, мадам Раменская?

— А разве отложено? — испуганно спрашивала дамочка.

— Нет-нет, все будет, как и обещано.

Спешно поднимаясь на второй этаж, мадам встречалась со своими «коллегами по увлечению», и первый взволнованный вопрос был все тот же: «Отложено?» Узнав, что все в порядке и заседание вскоре начнется, дама задавала новый вопрос: «Кто защищает?»

— Присяжный поверенный Федотов, — отвечали сведущие.

— Ну опять он затянет: «Обернемся к семнадцатому веку, посмотрим, чем была женщина», — опять эти цитаты из Шекспира, как это все надоело, — со знанием дела резюмировала мадам Раменская.

А потом начиналась увлекательная охота на адвокатов, судебных приставов и обвинителей. Стайки «уголовных дам» пытались поймать всех этих господ и вызнать подробности предстоящего процесса. Запуганные неуемным любопытством женщин, те спешно ретировались в кабинеты и не казали оттуда носа до самого начала.

Но больше всего не везло тому подсудимому, который до процесса обретался на свободе. Не дай Бог ему было появиться чуть раньше назначенного часа. «Дамы» тут же летели к нему и начинали громким шепотом обсуждать будущую жертву:

— Недурен. Глаза с поволокой, значит, склонен поддаваться чужому влиянию. Походка у него больно нервная — точно, виновен: в душе сознает свою вину. Я вам уверенно говорю, походка любого выдаст.

Растерянный подсудимый начинал еще больше нервничать, пытался спрятаться от любопытных женщин, но те не отставали, комментируя каждое его движение:

— Посмотрите, как он передергивает плечами — явно обдумывает свое последнее слово. Отвернулся к окну, глаза прячет, ну точный признак вины.

Наконец начинался процесс, на котором «уголовные дамы» были самыми благодарными слушательницами. У каждой из них были свои любимые адвокаты и прокуроры, которые удостаивались за свои речи бурными аплодисментами. Особым шиком среди «уголовных дам» был качественный обморок в особо напряженные моменты процесса, это мастерство вырабатывалось долгое время и использовалось при каждом удобном случае.

Увлечение судебными процессами доходило до фанатизма. Приходя в суд часов в одиннадцать утра, женщины могли просидеть там до 3–4 часов ночи. Любой мужчина давно бы свалился от духоты, недосыпа и голода, а они ничего — съедят пару сосисок в буфете и снова «на дело». Семья, дом — все забывалось. Прибежит, например, за какой-нибудь «уголовной дамой» слуга, посланный мужем:

— Барыня, я за вами, барин послал, у Костиньки жар.

— Так, а я что, доктор? — возмущается отвлеченная от процесса дама.

— Нет, но барин просил, чтобы вы домой к сыну шли.

— Скажи ему, идиоту, что я уйти никак не могу. Тоже выдумал, сейчас речь прокурора будет, а он — домой.

Бороться с «уголовными дамами» было совершенно бесполезно. Даже если процесс считался закрытым и вход на него был по билетам, они шли на все, лишь бы эти билеты раздобыть: сторожили ответственных за билеты у дверей дома, чуть ли не ночью проникали к ним в апартаменты… И в итоге попадали на вожделенное заседание, где, следя за хитросплетениями дела, вскрикивали, хлопали в ладоши и хлопались в обморок, превращая рутинное заседание в увлекательное шоу.

В погоне за звонкой монетой

С умом и без денег тепло

Сотню лет назад с наступлением летних дней петербуржцы стремились покинуть «гранитный мешок» Петербурга и перебирались на дачи. Квартиры, которые они снимали в доходных домах, многие из них за собой не оставляли — платить и за дачу, и за городские апартаменты было накладно. Естественно, как только приближалась осень, петербуржцы начинали искать себе квартиру. И вот осенью 1898 года многие горожане столкнулись с большой проблемой — за лето квартиры так взлетели в цене, что вернуться в город не удалось. Пришлось остаться на дачах. Загородные дома обогревались печами, которые нужно было чем-то топить. Но беда не ходит одна: спекулянты-дровянники вздули цены на свой товар, и сжигать в печи такое количество денег для многих было просто немыслимо. Один из таких бедолаг-дачников, измученный тяжкими раздумьями о холодной зиме и дровах, которых купить нет никакой возможности, нашел тем не менее отличный выход из положения.