Дом, в котором жил летом Федор Коромыслов, стоял совсем рядом с железной дорогой. Неудобно, конечно, шумно и дымно, зато и цена была невелика, для его и без того тощего кармана более чем подходящая. Как-то в очередной раз задумавшись о наступающей зиме, глядел он из окна на проходящий мимо паровоз. И тут дачника осенила роскошная идея. Быстро собравшись, он отправился в ближайшее депо. Там он созвал всех кочегаров и торжественно объявил о том, что специально для них организует конкурс: на своем заборе, который идет вдоль железнодорожного полотна, он ставит пустую бутылку, а кочегары, проезжая на полном ходу мимо его дачи, должны куском угля в бутыль попасть и ее разбить. Тому, кто сможет поразить цель, Коромыслов обещал выдать три рубля. Приз был более чем знатный, да и развлечение обещало быть презабавным, кочегары азартно взялись за дело, и началось…
Ежедневно с утра до вечера, в течение полутора месяцев забор подвергался ожесточенной угольной бомбардировке. Но поезда шли быстро, метких стрелков среди кочегаров было маловато, к тому же бутылка оказалось на редкость крепкой: от попадавших в нее кусков злодейка только падала, а биться никак не желала. Между тем хитрец-дачник каждый день брал мешок и ходил вдоль забора, собирая разбросанный уголь. Набрав даже больше, чем было нужно, чтобы легко пережить самую лютую зиму, Коромыслов вновь отправился в депо и с горечью и сожалением заявил, что соревнование окончено. «Увы, — сказал он, — среди вас не нашлось победителя, но не стоит печалиться, следующей осенью будет новое соревнование, и может, тогда кому-нибудь повезет». И ушел, так и не заплатив ни копейки за то, что кочегары обеспечили ему тепло и уют на всю зиму.
Около ста лет назад в Кронштадте проживал некий мещанин Артемий Оголишин. Будучи поваром по профессии, он сумел довести свое мастерство до весьма приличного уровня и завоевать популярность в родном городе. Со временем ему, как человеку творческому, стало тесно на острове, и он тогда принял решение отправиться на «большую землю», а именно в Петербург.
Понимая, что «голыми руками столицу не возьмешь», ее требуется чем-то удивить, Оголишин изобрел машину для выпекания блинов. Созданный им агрегат представлял собой закрытый ящик с небольшой печкой. Когда печь накалялась, следовало наполнить маслом специальную коробку, затем влить заранее приготовленную опару в аппарат и постоянно вертеть находящееся сбоку колесо-маховик. Спустя некоторое время блины какого угодно размера начинали ползти из аппарата. Такой способ блинопечения отличался большой экономичностью и в десять раз ускорял сам процесс приготовления. Стоя многие годы у плиты, изготовив вручную не одну тысячу блинов, повар-изобретатель на собственном опыте знал, насколько это утомительное и однообразное занятие, и поэтому был полностью уверен в успехе своего нововведения. К тому же, дело шло к Масленице. Однако в Питере, куда бы он ни обращался, во всех гостиницах, ресторанах и трактирах, ссылаясь на вековые традиции приготовления блинов, его изобретение встречали отказом. «Русского человека блином не обманешь», — отвечали ему повсюду.
Напрасно Оголишин убеждал, что «машинный блин гораздо лучше грязной ручной стряпни», — все было тщетно. Отчаявшемуся «блинному изобретателю» оставалось только по русской же традиции «запить горькую», поскольку, помимо прочих неприятностей, он потратил на создание аппарата и текущие расходы почти все свои сбережения.
И неизвестно, чем бы для него все закончилось, если бы в город не приехал один иностранец, который раз в несколько лет наведывался в Россию, где «за гроши» приобретал всевозможные изобретения у неудачливых создателей. Свои поиски иностранец вел по основным пристанищам неудачников, то есть по пивным и кабакам. Там-то он и обнаружил Оголишина, который, правда не без горечи, продал ему свое детище, недоумевая, зачем «благодетелю» понадобился «блинный аппарат», поскольку непонятно, где еще, кроме России, потребляют блины в таком количестве.
Но иностранец, похоже, был готов скупать все подряд, и спустя пару дней Оголишин привел к нему одного своего знакомого, «товарища по несчастью», который умудрился придумать снаряд, усиливавший звуки пушечных выстрелов. Изначально это изобретение предназначалось для пушки Петропавловской крепости, дабы полуденный выстрел был слышен не только в самом городе, но и в Шувалове, Сестрорецке, Тосне, Красном Селе, а может быть, даже и в Кронштадте. Но городские власти не приняли новаторства, справедливо опасаясь за стекла домов в центре города и барабанные перепонки их обитателей. Ушлый иностранец прикупил и этот проект, объяснив, что любое изобретение при правильном подходе всегда принесет пользу и доход.
Около ста лет назад в одной из столичных парикмахерских произошел довольно забавный для окружающих, но не для самого пострадавшего случай.