Неизвестные лики войны

Слово ветерану В. Котову: «…Расстрелами дезертиров и паникёров у нас до холодов сводный взвод нашей же дивизии занимался. И все знали, кого и за что расстреливают. А потом все мы по приказу маршем проходили по месту захоронения расстрелянных трусов и паникёров, чтобы и памяти о них не осталось, как говорил замполит в заключительном слове. Страшно? Верно. Но все понимали, что, наверное, так и надо было, раз ничего другое уже не действует. (…) Война же шла! А чтобы понять войну, её пережить надо».

Другой ветеран, инвалид войны П. Соловьёв, вспоминал такой эпизод: «Командир приказал мне сбегать в тыл и поторопить доставку (снарядов). Я сломя голову без оружия и пилотки побежал выполнять приказание. Тут я заметил, что по всему полю, пятясь, отступает пехота. Среди отступающих я заметил капитана, который, матерясь, пытался остановить солдат. Причём он расстреливал каждого, к кому подбегал. Я бежал прямо на него. В этой ситуации я не мог объяснить причину, зачем я бегу и куда. Он подбежал ко мне: „Где твоё оружие, сволочь?“ и в упор выстрелил в меня. Пуля просвистела над ухом. Я упал на землю и с ужасом ждал контрольного выстрела. Но капитан был уже далеко от меня. Он расстреливал каждого, к кому подбегал. Я поднялся и побежал на передовую в свой расчёт (вернулся, не выполнив приказа! — О.К.). Снаряды нам подвезли. Мы отбили танковую атаку, потеряв 2/3 своего батальона. После боя меня бил озноб. Смерть тебя ждала не только впереди, но и сзади. О войне написано много. Но вся правда ещё не написана».

Смерть ждала повсюду. Безысходность приводила к отупению и равнодушию к собственной жизни. Наступала мрачная обречённость.

Но суровые меры приводили к желаемым результатам: большинство предпочитало принять смерть от рук врага в бою. И не только среди солдат.

Советские генералы отмечают «истерическое самопожертвование» фольксштурма в бою на Тельтов-канале. Немецкие старики и мальчишки кричали от страха, плакали, но дрались и десятками сжигали фаустпатронами наши танки.

В своём дневнике Й. Геббельс отмечал фронтовые сводки о советских потерях за месяц боёв 1945 года. Не для пропаганды. Для себя.

«7 марта: „…В этом районе подбито 136 танков противника“.

15 марта: „Об ожесточённости боёв говорит тот факт, что только на этом участке в течение вчерашнего дня было подбито 104 советских танка“.

16 марта: „Всего в Восточной Пруссии подбито вчера 88 советских танков“.

18 марта: „В ходе боёв, которые велись вчера между Билицем и Козелем, а также севернее Нейсе, уничтожено 239 советских танков“.

20 марта: „Несмотря на большую нехватку у нас боеприпасов, в районе Хайлигенбайля было подбито 102 советских танка“.

24 марта: „До настоящего времени все атаки отражены при чрезвычайно больших потерях противника в живой силе и технике: только на этом участке вчера было подбито 143 советских танка. К северо-западу и юго-западу от Кюстрина (…) подбиты 55 вражеских танков“.

25 марта: „Наши соединения добились полного успеха в обороне: они отбили все атаки, кроме незначительных вклинений, и уничтожили 112 танков. (…) Позавчера на этом участке было подбито 116, а вчера — 66 советских танков“.

26 марта: „На обоих указанных участках было подбито 143 советских танка“.

27 марта: „На важнейших участках фронта между Ратибором и Нейсе в полосе наступления противника были отбиты все советские атаки — частично путём контратак; при этом был подбит 101 советский танк (из 200 участвовавших в наступлении)“.

29 марта: „Атаки в районе Леобшютца и Нейсе были повсюду отражены, причём было подбито 85 советских танков“.

2 апреля: „В боях за Моравска-Остраву отражены повторные советские атаки, в которых противник потерял 72 танка“».

Пусть это «двойная бухгалтерия», и количество подбитых танков следует делить на два или на три. К тому же в ходе наступления подбитые машины можно эвакуировать и отправлять на ремонт. Лишь 25 % из них полностью выходят из строя и не подлежат восстановлению. А остальные передаются новым экипажам и опять — в бой.

Но мы уже знаем, каково чистить подбитый танк, когда после этого «по несколько дней не можешь есть».

«Вы спрашиваете, какое состояние у танкистов после боя? Во-первых, усталость, неважно слышишь, утомление от всего пережитого. Утомление физическое — от пороховых газов, от грохота, особенно если был под сильным обстрелом, от грохота собственных выстрелов, от тряски. Потом ещё усталость оттого, что пользуешься перископом. Когда вы выскакиваете из танка на волю и вдруг начинаете вокруг себя смотреть — это резкий контраст, совсем другой мир. Казалось бы, вы должны уже привыкнуть к перископу, к ограниченности поля зрения, но привыкнуть к этому всё равно не можете. Ограничение это утомляет, как бы всё время хочется вырваться на волю из него, увеличить обзор за пределы достигаемого… В общем, чувствуешь большую, очень большую усталость и некоторую апатию».

Как не сойти с ума в условиях таких напряжённых боёв? С обеих сторон сошлись измотанные, обезумевшие люди с единственной целью — убить как можно больше врагов, прежде чем будешь убит сам.