Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы

Известно, что в России ненужная строгость законодательства компенсируется необязательностью его исполнения. Данная максима добавляется принципом неизбежности массовых попыток обойти существующие положения закона. Не адекватная ситуации жестокость «сверху» неминуемо влекла за собой порочное хитроумие «снизу». Так, контрразведка Северного фронта доносила своему главнокомандующему, что солдаты стараются наносить себе легкие ранения в «массе», потому что в таком случае якобы можно избежать наказания: всех не накажешь.[302] И действительно, в ситуации отсутствия специальных штрафных частей что можно было бы сделать за массовые выступления? Обыкновенно дело ограничивалось выдачей нескольких зачинщиков и наказанием только их.

В кампании 1915 года находившиеся в окопах солдаты зачастую применяли сознательно-добровольную сдачу в плен или самострелы. Это явление не имело столь широкого распространения, чтобы можно было говорить о сознательном отказе широких солдатских масс от продолжения войны или тем более организованном протесте против нее. Скорее, уклонение от фронта в своих разнообразных формах явилось стремлением избежать тех тягот войны, что Российская империя вынесла в первый год конфликта.

Улучшение положения дел со снабжением войск техническими средствами ведения боя и боеприпасами резко понизит статистику уклонений солдат от борьбы в кампании 1916 года. Качественная же подготовка резервов зимой-весной 1916 года позволит дать Вооруженным силам таких солдат, что, в принципе, не пожелают увеличивать процент сдавшихся в плен. Следовательно, возрастает количество кровавых потерь — убитыми и ранеными.

Участники войны справедливо почитали, что «самострелом называется человек, который стреляет в себя с отчаяния».[303] В условиях, когда германские тяжелые гаубицы сметали русские окопы вместе с их защитниками, оставляя на долю своей пехоты фактически лишь «зачистку» взятых русских окопов, российские солдаты не могли не испытывать отчаяние. В войсках прекрасно знали, что кризис вооружения будет преодолен разве что осенью, а пока следовало вести борьбу в неравных условиях. Можно ли винить солдат, что они вот именно что в отчаянии стремились избежать того ужаса присутствия под артиллерийским огнем посредством сдач в плен или самострелов?

Рассудить можно по-разному. Главное — психика крестьян, ранее вообще не имевших дела с армией, умножаясь коллективной психологией больших солдатских масс, влекла за собой уклонение от несения воинской повинности зачастую под влиянием общего порыва. Это дезертирство — вещь сугубо личностная в отличие от коллективного пленения или распространения самострелов в части.

Дезертирство, за исключением принципиального протеста против войны в силу личных убеждений, есть явление именно крестьянское, так как крестьянин почитает войну не просто за ненормальное состояние человеческого социума, но за такое его состояние, которое выбивает человека из его многовековой включенности в природу как органичной части. Неудивительно, что дезертирство было мало распространено в государствах с высокой урбанизацией или в те периоды военных действий, которые характеризовались внутренним миром и стабильным положением на фронте. Высокое дезертирство (равно как и саботаж, уклонение, симуляция и прочие аналогичные формы, выделенные Д. Скоттом) солдат-славян было в Австро-Венгрии. Это идеологическое нежелание воевать за своих угнетателей. Минимальное — в таких «городских» и характеризовавшихся «внутренним миром» странах, как Великобритания или Германия (большая часть унтер-офицерского состава).

Примеры резкого скачка дезертирства дают тяжелые поражения на фронте. Это Россия лета 1915 года, Сербия последних двух месяцев 1915 года, Австро-Венгрия лета 1916 года, Румыния осени 1916 года, Франция конца весны 1917 года. Осенью 1918 года страны Центрального блока, за исключением Германии, испытали на себе, что такое развал действующих армий, когда целые дивизии и корпуса разбегаются по домам. Например, болгарская армия после прорыва Салоникского фронта вообще вся разошлась домой. Таким образом, дезертирство в период Первой мировой войны — это реакция на обстановку на фронте и характеризуется как явление, присущее крестьянскому социуму.

Как бы то ни было, закон суров, но это закон — гласит древнеримское право, легшее базисом в современную Романо-германскую правовую систему. Справедливо, что уклонение от воинской службы неминуемо должно влечь за собой жестокое наказание. За добровольную сдачу в плен военно-полевые суды выносили заочные смертные приговоры, а семьи добровольно сдавшихся лишались права на получение пособий.