Неизвестные трагедии Великой Отечественной. Сражения без побед

Военный совет Прибалтийского Особого военного округа в феврале 1941 г. принял решение о создании 41-го (Лиепайского) укрепленного района с целью прикрытия этого важного участка со стороны госграницы. 4 июня УР был сформирован, но сведениями о том, что в нем был хотя бы один полностью построенный дот, мы не располагаем. Комендантом укрепрайона был назначен опытный военный – дивизионный комиссар С.П. Николаев, упоминаемый иногда в воспоминаниях участников обороны города как «командир с двумя ромбами на петлицах». Известно, что С.П. Николаев занимал ряд ответственных должностей в армии в середине 1930-х годов, закончил Военно-инженерную академию имени В.В. Куйбышева. Известны также имена заместителя коменданта укрепрайона по политической части полкового комиссара М.А. Васечкина и начальника артиллерии укрепрайона С.Е. Белобородова. Все они погибли в боях за город.

Другой частью являлся 148-й истребительный авиаполк 6-й смешанной авиационной дивизии ВВС 27-й армии, дислоцировавшийся на Батском аэродроме восточнее города. Полк располагал 69 истребителями И-153, из них 55 в боеготовом состоянии. Правда, к ним имелось всего 33 пилота, поскольку остальные находились на переучивании на новый истребитель МиГ-3. Если добавить к этому списку подразделения 10-й стрелковой дивизии 8-й армии, оборонявшей государственную границу от истоков р. Юра до Балтийского моря у Паланги (полоса шириной 80 км), то станет ясно, что противнику на пути к Либаве предстояло сломить сопротивление не менее чем 15–20 тыс. советских воинов. Правда, эти силы не были объединены под единым командованием, были разбросаны на значительной территории, что позволило во многих ситуациях громить их по частям.

Для наступления на Либаву германское командование выделило 291-ю пехотную дивизию (504, 505, 506-й пехотные, 291-й артиллерийский полки; генерал-лейтенант К. Херцог), непосредственно подчиненную штабу 18-й полевой армии. Дивизию усиливали морской ударный батальон (Marinestosstruppenabteilung) корветтен-капитана фон Диста и флотская специальная команда (Sonderkommando) капитан-лейтенанта Биглера, а также 530-й дивизион морской артиллерии. Немецкие танковые подразделения в боях за Либаву участия не принимали, хотя не исключено, что дивизия была усилена несколькими батареями штурмовых орудий StuG III. Не участвовал, вопреки некоторым советским мемуарам, и немецкий бронепоезд – он просто не мог двигаться по широкой советской железнодорожной колее, пока ее не перешьют на немецкий лад. Общую численность немецкой группировки тоже можно оценить в 20 тыс. человек, но в большинстве конкретных боев противник имел преимущество.

Как же прошла в Либаве ночь на 22 июня?

Начнем с выяснения того, когда именно в Либавской ВМБ была объявлена боевая готовность № 1. Командующий флотом В.Ф. Трибуц в своих мемуарах утверждал, что связался с командиром базы капитаном 1 ранга М.С. Клевенским по прямой телефонной линии в период 23.00–23.30 21 июня. «В 23 часа 37 минут 21 июня весь состав флота был готов к немедленному отражению нападения противника, о чем было доложено народному комиссару ВМФ», – утверждал бывший комфлота. Однако между разговором по телефону с командиром базы и реальным приведением ее в боевую готовность лежит огромная разница. Поставил ли Клевенский своим подчиненным задачу отражать силой оружия всякую попытку нападения, как того требовала директива наркома ВМФ? По многочисленным свидетельствам – нет!

Вот что писал в донесении о своем первом боевом походе командир «Л-3» капитан 3 ранга П.Д. Грищенко: «22.06.41 в 04.30 был разбужен сильными взрывами бомб. Выйдя из помещения, увидел пять немецких самолетов над Либавой. Личный состав был уже на ПЛ и готов открыть огонь. На вопрос у оперативного дежурного штаба Либавской базы, можно ли нам стрелять, последний ответил: «А разве подводные лодки могут стрелять?», и, установив, что могут, дал отказ, ссылаясь на неясную обстановку. Видя такую неясность, я побежал на ПЛ и решил открыть огонь, но по пути меня встретил специалист СКС и дал прочесть шифровку командующего флотом, где он категорически приказывает прекратить разговоры о войне и заняться боевой подготовкой. Прочитав такую шифровку, я решил не стрелять и принял самолеты противника за свои, которые производят учения по плану МПВО, накануне объявленные по радио. Радиовахту на ПЛ приказал не закрывать. В 7.00 22.06.41 г. получил радио по флоту: «Война с Германией»; самолетов уже над Либавой не было. Таким образом, обстановка до 7.00 22.06.41 г. не была ясна, и все были уверены, что это учение»[152].

Примерно в тех же выражениях вспоминает начало войны в Либаве и другой очевидец, штурман субмарины «С-9» старший лейтенант В.В. Правдюк: «Ночью мы проснулись от звуков артиллерийской стрельбы. Я успокоил жену, сказав, что это обычные учения противовоздушной обороны – готовимся к войне… В 6 часов утра, как обычно, встал, попрощался с женой и сыном и ушел, не ведая, что расстаемся не на две недели.