Неизвестный Алексеев. Неизданные произведения культового автора середины XX века (сборник)

Снова разрыв домов слева, еще один задник с прекрасно написанной Петропавловкой. Теперь она уже во всей красе, со шпилем, с куполами. Запорожский переулок. Почему, собственно, Запорожский? (Екатерина? Конец запорожской вольницы?)

Оттепель. Тепло и солнечно. В декабре это редкость. Лед Мойки грязен и забросан всяким хламом. Около набережной на льду валяется фанерный стенд с фотографиями. На нем надпись: «Область применения плит». Судя по фотографиям, речь идет о железобетонных строительных плитах. Рядом бутылка из-под водки и рваная раскрытая книга с живыми шевелящимися страницами (ветер).

По крыше Конюшенного ведомства ходит человек. За ним виднеются луковицы храма Воскресения.

Над Летним садом луна, желтая, как лимон (солнце и, однако, луна!). Лимон не слишком свежий, на нем пятна.

По аллее Михайловского сада идет женщина с детской коляской. Женщина толкает коляску, и та уезжает далеко вперед. Женщина, не торопясь, догоняет ее и снова толкает. Молоденькая совсем женщина, девчонка еще. Скучно ей гулять с коляской.

Моя дочь живет на свете уже девятый день. Появилось какое-то новое существо, таинственное, небывалое существо, и оно – моя дочь. Я ее еще не видел. Но знаю, что она появилась, возникла в этом мире. И это чревато для меня многими неведомыми последствиями.

…

1971

12.3

Мартовское солнце бьет в глаза. Какое блаженное ослепление! Как сладко жмуриться и идти против солнца!

Весь город завален снегом. Он свежий, чистый, вчера только выпал. И вот у всех на глазах он торжественно и картинно тает.

Снег сбрасывают с крыш. Целые лавины обрушиваются вниз. Огромные сосульки разбиваются об асфальт в мельчайшие ледяные брызги.

Крики дворников, скрежет их алюминиевых лопат, хохот и визг ребятишек, свист голубиных крыльев, солнечные зайцы на стенах домов. Улицы млеют в светлом колеблющемся тумане.

16.3

В. я встретил на улице. Она обрадовалась страшно, кинулась ко мне, но вдруг поскользнулась и упала. Стал ее подымать и вижу – у нее нет левой руки, рука лежит отдельно на асфальте, ровнехонько, будто бритвой отрезанная. «Вот, – думаю, – какое несчастье! Ужас какой!» В. говорит: «Ничего, не так уж и больно. Пошли пройдемся!» Я беру ее руку под мышку, и мы идем по улице. В. мне говорит что-то веселое, на ходу льнет ко мне, все норовит поцеловать в губы, а мне ужасно неловко идти с ее рукой под мышкой – все же видят. Из отрезанного конца сочится кровь, видны сухожилия и розовая косточка (как на мясе в магазине). «Ничего, ничего! – говорит В. – Ты только не прижимай мою руку к пиджаку – запачкаешь». – «Пора бы уж и проснуться!» – думаю я и просыпаюсь.

3.5

Сижу на кухне и читаю Бунина. Мои «дамы» спят. Сверху доносится приглушенный смех и гомон голосов: потолок над кухней тонкий и верхние соседи хорошо слышны. У них там веселье, вроде бы анекдоты рассказывают. Мужчины смеются гулко, басисто, а женщины – пронзительно и как-то по-животному.

Тайна Бунина в том, что у него человек и природа слиты в одно возвышенно-прекрасное одухотворенное существо. Герои его любят, блаженствуют и страдают вместе с темными елями барских усадеб, холмистыми полями, по которым ползут тени от облаков, и с тихими свежими июньскими ночами, когда только что прошел дождь, когда от земли, от травы и листвы исходит самое сладкое в мире благоухание.

Время от времени я ухожу в Бунина, проваливаюсь в ту, бунинскую, запредельную и вместе с тем странно земную и будто бы знакомую мне жизнь.

Со всей своей утонченной старомодностью Бунин парит над нашим сумасшедшим столетием, презирая и не замечая его.

Звонил Д. Сказал, что стихи мои в пьесе остались, что спектакль утвержден.

Все-таки странно: в Театре комедии идет спектакль, в котором актеры читают мои стихи. На репетиции это произвело на меня ошеломляющее впечатление. «Мог ли я написать такое?» – думал я с ужасом и восторгом. Но выходит, что мог.

10.5

За два месяца не написал ни строчки. Нет мне прощения. «Пан» Гамсуна. Летом на даче я вылитый Глан. Вместо Эзопа – Филимоныч. Эдварды нет. Но она подразумевается.…

5.8

Сон.

Из моего тела вылезают черви. По одному. То из бедра, то из предплечья, то из живота. Небольшие, размером с навозного червя, и побольше, как выползки. Сухие кольчатые черви, на таких хорошо клюет рыба. Вылезают они не совсем, а до половины. Я их хватаю и выдергиваю осторожно, стараясь, чтобы не оторвался хвост. Если хвост останется, начнется нагноение, гангрена еще, чего доброго, начнется. Мерзостно, гадко мне вытаскивать червей. И откуда они взялись? Болезнь, что ли, такая? Никогда о ней раньше не слышал.

7.8