Неизвестный Алексеев. Том 3: Неизданная проза Геннадия Алексеева

Вечером с женой и дочерью (они приехали ко мне в гости из Алупки) прогуливаюсь по ялтинской набережной. У самой пристани расположились увеселительные аттракционы. Анюте больше всего понравилась карусель новейшей модели в виде огромного, шевелящего ногами осьминога. Взяли билеты, влезли в кабинку. Осьминог закружился, плавно подымая и опуская толстые зеленые конечности. Но вдруг что-то случилось, и чудовище замерло. Мы с Анютой повисли в воздухе на высоте четырех метров. Через минуту объявили, что по техническим причинам аттракцион работать не будет, и загорелые веселые парни, обслуживавшие развлекательные аппараты, стали пригибать осьминожьи ножищи к земле и вынимать из кабинок неудачников-ездоков. Вынули и меня с дочерью.

– Вот всегда так, – сказала Анюта, – как только мы с тобой остаемся вдвоем (жена, усадив нас на осьминога, оправилась на почту), происходит что-то нехорошее. То мы в лужу упадем, то ключи дома забудем, то…

Французский фильм о молодости Эдит Пиаф. Из нищеты и грязи, из мира проституток, воров и сутенеров маленькая, невзрачная, полуграмотная обладательница редчайшего голоса подымается все выше и выше ко всемирной славе.

5.7

Проснулся часов в пять и, лежа в постели, долго слушал говорящую птицу. Она произносила теперь слово «пожалуйста» (вежлива она, однако). Потом я снова заснул, и мне приснился странный, тревожный сон.

Я приехал на дачу. Подходя к нашему дому, замечаю, что он сильно изменился – раздался вширь и стал похож на крестьянскую избу. «Ну да, – думаю я, – мама хотела настлать новые полы, чтобы в доме было потеплее. Заодно, видать, немножко перестроила дом. Страсть как любит она все переделывать». Вхожу и вижу, что в доме полно народу. Люди какие-то полузнакомые: где-то я с ними встречался, да позабыл где. Посреди большой комнаты (раньше в доме такой не было) на столе неподвижно лежит светлоголовый мальчик, который тоже кажется мне знакомым. «Покойник», – думаю я, но тут же соображаю, что мальчик живой – у него на щеках яркий румянец.

– А где же мама? – спрашиваю я у присутствующих.

– Она вышла замуж, – отвечают мне.

– Замуж? – удивился я. – За кого же?

На это мне не отвечают, но в углу кто-то тихо хихикает. Озадаченный и опечаленный выхожу из дому и замечаю, что лес, окружавший нашу дачу, исчез. Предо мною поле, вернее, поросшая травою пустошь с какими-то подозрительными ямами и канавами. К тому же я не узнаю свою одежду: поверх костюма на мне надет длинный, до пят, плащ, синий в черную клетку. Поверх плаща – куртка из непромокаемой ткани, похожая на ту, в которой я хожу за грибами. А сверху еще пальто – старенькое узенькое пальтецо, которое я не надеваю уже несколько лет и которое мама зачем-то хранит у себя в шкафу. «Почему я так тепло оделся?» – недоумеваю я.

Проснувшись во второй раз, я долго размышлял о том, кто был тот мальчик, лежавший на столе, и отчего он так лежал, будто мертвый.

После завтрака направился на автовокзал, сел на автобус маршрута 27 и через 25 минут оказался в Мисхоре. Выйдя из автобуса, я тут же увидел мертвую, задавленную машиной собаку, лежавшую на обочине шоссе. Над ее головой тучей вились жирные мухи.

Эта дохлая собачонка каким-то таинственным образом была похожа на мальчика из сна. Что у них было общего? И что вообще может быть общего у мальчика-подростка с дворнягой? К тому же мальчик был несомненно жив, а моська явно мертва. И все же собака, видимо, совсем недавно попавшая под машину, чем-то напоминала мне мальчика. «Чертовщина!» – подумал я и направился к ближайшему буфету, где выпил бутылку дешевого «Ркацители» и закусил свежепросоленным огурцом.

Пляж санатория «Маяк». У входа было написано: «Вход только по санаторным карточкам». Но никто у меня такую карточку не спросил. На пляже безлюдье, чистая галька, деревянные топчаны, бетонные волнорезы, омываемые пенистой зеленой водой.

Первое купанье. Наслаждение почти сексуальное. Море отдается мне, а я – ему. Полное единение, телесное и душевное.

Я вижу в воде свое ставшее невесомым бледно-голубое тело, повисшее над синей морской бездной.

Вдруг пошел дождь (облака были легкими, прозрачными, и вдруг – дождь). Впервые в жизни я купался в Черном море под дождем. Предо мною на колеблющейся поверхности воды появлялись большие пузыри, они тут же лопались и возникали снова. У горизонта сверкнула молния, глухо прогрохотал гром.

Обратный путь на катере. Мимо меня проплывает несказанной красоты панорама крымского побережья. В зелени бесконечных парков белеют старинные дворцы и современные санатории. Над ними громоздятся каменные утесы. А еще выше, на фоне неба, зубчатая корона Ай-Петри, похожая на древний полуразрушенный замок.

Под вечер началась гроза.

О, что творилось в небе над горами!

Там все кипело и клокотало, вспухало, росло, ширилось и распадалось на рваные лохмотья.

О, сколько было ярких вспышек, грохота, гула и треска!

О, сколько было злости, страшных угроз и гневных проклятий!