Неизвестный алмаз. Обычная тайна волнового процесса

При обработке алмаза существующим традиционным методом возникает вероятность, что кристалл может треснуть, рассыпаться, развалиться. Это может произойти с особой вероятностью при обработке напряжённого и дефектного сырья. Огранщики говорят, что алмаз «взорвался». При его обработке, при касании алмаза к инструменту, прикладывается определённое давление на кристалл. От трения алмаз начинает нагреваться. Температура его может достигать нескольких сотен градусов. В этом случае внутренние напряжения кристалла (напряжения его кристаллической решётки) реагируют на эти воздействия образованием трещин и сколов. Очень напряжённый кристалл просто иногда рассыпается при обработке на мелкие кусочки. Такие кристаллы обрабатывать очень непросто.

В моём случае станок обеспечивал небольшое давление на кристалл, оно составляло всего 200 грамм. Встроенный датчик температуры показывал: нагрев алмаза не превышал 30 градусов. Комнатная температура. Этот температурный параметр характерен для нашей технологии. Редко, когда температура процесса может достигать 60 градусов. И величина этого нагрева тоже закладывается в программном обеспечении. Мы можем задавать определённую температуру алмаза при его обработке.

Проведённые несколько лет назад исследования показали, что при нашем волновом возбуждении алмаза происходит снятие его внутренних напряжений. Он становится более однородным по своей кристаллографии. За двадцать лет работы у нас не развалился ни один кристалл. А иногда мы обрабатывали в целях эксперимента очень напряжённое сырьё. Так в чём же дело? Почему он «взорвался»?

Я аккуратненько достал остатки октаэдра и положил их под микроскоп. Первое, что меня удивило, так это полное отсутствие пространства (б). Оно просто испарилось, словно его и не было. Пирамиды 1 и 2 остались, а геометрический размер пространства (б) исчез. На станке ни осколков его, ни каких-то других следов частиц алмаза я не обнаружил. Определённый объём алмаза (пространство (б)) просто исчез. Я попытался приложить остатки пирамид друг к другу, чтобы в этом убедиться. Сомнений не было. Область (б) «испарилась».

Я внимательно разглядывал то, что осталось от бывшего октаэдра. Остатки клея (чёрные области на поверхности алмаза) не позволили мне сразу обратить на это внимание (рис. 15).

Микроскопическая слоистость с треугольными фигурками на поверхности кристалла, прекрасно наблюдаемая на изначальном алмазе, исчезла, словно её и не было. Даже намёка на неё я не обнаружил. Все эти «треугольники» рассосались. Или они испарились, или трансформировались в некую волнистость, наблюдаемую по всей поверхности кристалла на обоих остатках пирамид.

Но ещё большее моё удивление вызвал тот факт, что сами пирамиды исчезли. Объём материала, конечно, остался. А вот его форма! Даже при большом желании то, что я наблюдал, пирамидами не назовёшь. Исчезли грани. Где были рёбра, сказать очень трудно. Вся поверхность обоих бывших «пирамид» трансформировалась в некое волнистое, округлое, конусообразное формирование. И вершина 1 на бывшей «пирамиде» 1 приобрела вполне заострённые, какие-то определённые треугольные формы (рис. 16). Такое впечатление, что я рассматривал совсем другой кристалл. Поставил на обработку октаэдр, а получил два развалившихся конусообразных образования с небольшой сферической линзой на одном из них. Где мой кристалл, ребята?!

Что же произошло? Дать внятный и исчерпывающий ответ у меня не получится. То, что алмаз мог в станке треснуть от температуры или давления, даже не рассматриваем. Для этого не было необходимых условий воздействия. Современные представления физики обработки кристалла алмаза не дадут внятного ответа, почему изменилась изначальная форма октаэдра. Куда исчезли грани и рёбра в тех местах поверхности, где не происходило касания инструмента. Что бы как-то разобраться или понять, что же произошло, необходимо самому выдвинуть какие-то предположения и, если удастся, найти какие-нибудь подтверждения этому.

Исходить будем, конечно, из оптической «схемы» изначального кристалла. В «развалившемся» она уже отсутствует. То, что у меня в результате получилось, является следствием «работы» начальной «схемы» волнового процесса в алмазе.

Формируя сферу по определённому алгоритму возбуждения, я закачивал волновую энергию в кристалл. «Энергетическая мембрана» её аккумулировала. И я допускаю, что при этом могла измениться её кристаллическая структура. Но вся «схема», похоже, тоже начала работать. Проплешины в полировке поверхности сферы могли означать, что по главной оси (а) происходило выделение какой-то энергии. Эта энергия локально нарушала условия полирования формируемой сферы. Чем больше я полировал сферу, тем больше и «целенаправленнее» концентрировалась волновая энергия в области «мембраны», в пространстве (б).