Уточнить дату отправки этих докладов и то, что они исходили от В.К. Арсеньева, позволяет следующий протокол: «1915 года 28 октября. Я нижеподписавшийся Начальник Никольск-Уссурийского уезда Мельгунов, в присутствии Штаб-офицера при Генерал-Губернаторе подполковника Арсеньева, Пристава Суйфунского Стана Пикара и … составил настоящий протокол в корейской фанзе, находящейся на казенной земле, в пади «Пушиницан», о ниже следующем». Далее в черновике документа [51] подробно описано боестолкновение с корейцами-хунхузами, кратко изложенное в телеграмме. Там же упоминаются «20 казаков 1-й особой сотни Никольска-Уссурийского войска», но приведённые фамилии не встречаются в списке казаков, откомандированных ранее в распоряжение В.К. Арсеньева. Отметим, что это самый конец октября 1915 года, и В.К. Арсеньев по-прежнему находится в окрестностях Никольска-Уссурийского.
Особый интерес представляет черновик, написанный от руки, без даты, частного характера, адресованный Н.Л. Гондатти. Текст имеет большое количество исправлений и дополнений, в конце есть подпись В.К. Арсеньева; скорее всего, это запись под его диктовку. Приводится окончательный (исправленный) вариант текста; неясные фрагменты взяты в квадратные скобки.
«Ваше Высокопревосходительство,
Глубокоуважаемый Николай Львович!
Чем больше нахожусь в Никольске Уссурийском, тем больше я прихожу к выводу, что борьба с дефектами местной полиции не может дать каких-либо устойчивых результатов, так как эти дефекты являются прямым следствием того ненормального положения, в котором вообще находится полиция в нашем Государстве. Основной чертой жизни служителей этой отрасли управления в Никольске являются взаимное недоброжелательство и непрерывные дрязги, клевета, которая на фоне общей нравственной распущенности образует такой клубок, пытаться разматывать который, сознавая безуспешность этого труда, для меня крайне неприятно. Бог с ними!..
Я дорожу своим именем и опасаюсь попасть в какую-нибудь грязную историю, что вполне возможно при наклонности агентов полиции к провокации как оружию самозащиты. Мне передали, что полицейские агенты, узнав, что я имею желание поглубже изучить жизнь местного «Китайского базара», решили во что бы то ни стало создать какую-нибудь «историю» и впутать в нее меня. Нижеизложенный факт служит прекрасной иллюстрацией серьезных настроений полиции в этом направлении.
У меня работал китаец Ли-тун-сян, о котором я уже имел честь докладывать Вам. Однажды этот Ли-тун-сян был послан мною из Раздольного в Манчжурию, причем, опираясь на данные мне предписания, я выдал Ли-тун-сяну записку, в которой прошу властей не задерживать его в пути. Сам же я отправился с г. Мельгуновым на р. [Нечшибейца] для преследования хунхузов. В мое отсутствие записка эта попала в руки другого какого-то китайца, совершенно мне неизвестного, который назвался Лин-ко-гю. Этот Лин-ко-гю совместно с околот. надзирателем №… и казаком Тарасовым в ночь на 29 Октября ограбили одну из лавок на Китайском базаре. Теперь производится дознание на предмет привлечения к ответственности этого околоточного надзирателя. Мой китаец Ли-тун-сян арестован с моего согласия. Благодаря этому случаю мое имя уже и теперь треплется между полицейскими агентами и, конечно, китайским базаром. И еще один факт: приезжал чиновник особых поручений при военном губернаторе [Кн. Меньшиков] и производил негласное расследование, зачем я приехал в гор. Никольск Уссурийский, у кого бываю, где остановился, что говорил, чем занимаюсь и т. п. …
Вследствие вышеизложенному хотел бы устранить себя от производства всякого рода расследований в районе г. Никольска, т. к. таковые не могут быть продуктивны в создавшихся условиях, а потому и прошу Ваше Выспревосходительство о командировке кого либо из чинов Вашей канцелярии для этой работы, а в помощь [здесь] этому лицу назначить г. Шильникова, прекрасно осведомленного как о Никольском китайском базаре, так и о методах полиции; он окажет расследованию своим знанием ценную услугу.
Настоящее письмо к Вашему Превосходительству вызвано моим желанием не ввести Вас в заблуждение относительно своей работы, а также и стремлением откровенно изложить те условия, при которых моя работа в Никольске не может принести в той мере положительных результатов, которые можно было бы считать удовлетворительными: здесь придется вести энергичную борьбу с полицией и с хунхузами. К первой я чувствую себя не подготовленным совершенно, т. к. дело сыска мне совсем не по душе, к нему я не обнаруживаю никаких способностей» [51].
В конце текста почерком В.К. Арсеньева: «пулю получить» и его подпись (автограф).