Неизвестный Арсеньев

А.К. Арсеньева вспоминала: «Володя уже в 1918 году полностью перешел на сторону революции. Сбрил усы. Это было в Хабаровске поздно осенью 1918 года. Я одна сидела в гостиной и читала. Вдруг кто-то проник в дом и оказался в гостиной. Я страшно испугалась и кричу: «Кто вы? Как вы сюда попали?». Стоял высокий моложавый мужчина, без усов, с военной выправкой.

– Ваш законный супруг, Владимир Клавдиевич Арсеньев, – был ответ. – Усы сбрил». «Почему ты сбрил усы?» – «Полностью принимаю новую власть» [9].

Надо полагать, разговор этот происходил в ноябре 1918 года. Следовательно, однозначно речь шла уже о Советской власти…

Повторяющиеся в разных работах утверждения о том, что В.К. Арсеньев передавал «красным» необходимые им карты, основываются на единственном источнике – книге А.И. Тарасовой, в которой сообщается следующее: «Этой экспедиции не суждено было осуществиться, по-видимому, из-за нападения японцев в начале апреля 1920 г. на Владивосток, во время которого В.К. Арсеньев снабдил отступившие войска Народно-революционной армии топографическими картами» [56]. Но тут имеется как минимум два сомнительных момента. Во-первых, «нападения японцев на Владивосток» всё-таки не было – японцами в ночь с 4 на 5 апреля был разгромлен «красный» гарнизон города и арестованы члены Военного совета Приморского правительства С.Г. Лазо, А.Н. Луцкий и В.М. Сибирцев. При этом войска НРА спешно отступили сначала к Уссурийску, а затем к Хабаровску. Следовательно, во-вторых, вряд ли у них было время и возможности взять какие-либо карты у В.К. Арсеньева.

Далее в той же книге А.И. Тарасовой есть сведения, что В.К. Арсеньев «неоднократно с февраля 1920 по май 1921 г. консультировал технический комитет Военного совета Приморья, в составе которого были С.Г. Лазо, В.М. Сибирцев, А.Н. Луцкий и др., по поводу выбора районов для размещения партизанских баз, недоступных для японских интервентов» [56]. Но это утверждение основано лишь на устных воспоминаниях участника Гражданской войны на Дальнем Востоке Н.К. Ильюхова, сообщённых ей (видимо, тоже устно) учёным секретарем ПФГО (переименованное ОИАК) Б.А. Сушковым. Разумеется, теоретически такое вполне могло быть. Однако названные лица, как сказано выше, были арестованы японцами 5 апреля 1920 года и в мае того же года трагически погибли. Так что консультировать их В.К. Арсеньев мог только с февраля по март 1920 года…

Конечно, отношение В.К. Арсеньева к новой власти было настороженным, что вполне понятно. В частности, об этом свидетельствует другая часть воспоминаний первой супруги: «После революции в умах русичей начался разброд. Появились красные, белые, зеленые и просто бандиты без цвета. Наш знакомый Гомоюнов стал большевиком, только странного уклона. Он приходил к нам в Хабаровске и вел такие разговоры: «Владимир Клавдиевич, ты на какой платформе?» – «Что такое платформа?» – «Программа партии». – «Непонятно говорите. Я за работу и чтобы было жалованье 20-го числа. Я политикой не занимаюсь, я дело делаю» [9]. Возможно, такая осторожность была вызвана тем, что после 1918 года началась полоса смены властей (особенно это касалось Сибири и Дальнего Востока), и принимать абсолютную правоту какой-либо одной стороны было нелогично, а порой и неосмотрительно.

Что касается возможностей отъезда из охваченной Гражданской войной России… Один фрагмент воспоминаний А.К. Арсеньевой имеет даже подзаголовок «Почему Арсеньев не уехал за границу»; приводим его с небольшими сокращениями: «У Володи было много денег и знакомых, русских и иностранцев. США предлагали ему, почетному члену Географического общества, выехать в Америку. Он вежливо отклонил. «В тяжкую для России годину отчизну не брошу». В 1918 он окончательно принял платформу большевиков – сделать советскую Россию сильной страной, поднять промышленность, наладить выпуск самолетов, пушек, танков, автомашин собственными силами, а не покупать их за границей; укрепить армию так, чтобы не было у Красной Армии поражений… Он мог выехать в Маньчжурию, Японию, в Америку, в Европу – куда хотел, – но не поехал. Маргарита подбивала его уехать, но осталась, покорная его воле» [9].

Напомню, что устные рассказы А.К. Арсеньевой были записаны Г.Г. Пермяковым в середине 1950-х годов; видимо, этим и объясняется явно заметное стремление ничем не насторожить «органы», не дать усомниться в «положительном» отношении В.К. Арсеньева к Советской власти. Конечно, мало верится, что в 1918 году он задумывался о том, как бы «поднять промышленность, наладить выпуск самолетов, пушек, танков, автомашин», а тем более «укрепить» Красную Армию, весьма далёкую от него территориально. Особенно если учесть, что окончательно власть Советов пришла в Приморье только в 1922 году. Но, как говорится, «что написано пером…». А вот в том, что уже достаточно известный исследователь и путешественник с лёгкостью мог уехать за границу, сомневаться не приходится. Почему не уехал – теперь можно только гадать.