Неизвестный Берия. За что его оклеветали?

Лукомский стал энергично пальпировать Сталина, стоявший рядом профессор срочно вложил в уши стетоскоп. Берия обернулся и увидел подходившего к нему Хрущева.

– Никита, как это случилось?

– Давай выйдем, не будем мешать врачам.

Они вышли сначала в коридор и оттуда пошли на кухню, но там Василий Сталин весь в слезах яростно выколачивал пробку из бутылки с водкой со словами:

– Сволочи! Сволочи! Угробили отца, сволочи!

А в углу, уткнувшись лицом в стену, выла Валентина Истомина, ее пыталась успокоить тоже плачущая Бутусова, во взгляде которой при виде Хрущева промелькнул явственный страх затравленного животного. Хрущев быстро закрыл дверь на кухню, и они зашли в комнату правительственной связи.

– В 4 утра вроде был полностью здоров, а в 7 поднялся, видимо, воды выпить – возле него бутылка «Боржоми» лежала, и упал. Игнатьев позвонил мне, я примчался и уже отсюда мы с Маленковым стали всех вызывать.

– Как некстати, как некстати, – застонал Берия, – а впрочем, когда бы это его смерть была кстати? – горестно резюмировал он.

– Да он же не умер, – напомнил Никита, – не хорони раньше времени – нехорошо!

– Правильно, – очнулся Берия, – идем-ка к нему!

Они вернулись к постели Сталина. Профессор Лукомский, от имени консилиума, объявил диагноз:

– Инсульт. То есть, кровоизлияние в мозг, с потерей сознания, речи, параличом правой руки и ноги. Очень тяжелый инсульт…

Берия корректно и вежливо, но тоном не допускающим возражений, заявил присутствующим врачам как бы от имени Правительства и Президиума:

– Вы отвечаете за жизнь товарища Сталина, вы это понимаете? Вы должны сделать все возможное и невозможное, чтобы спасти товарища Сталина. Все, что для этого нужно, у вас будет немедленно. Нас не спрашивайте, что вам делать, – все, что считаете нужным, делайте!

Все оставшиеся дни Лаврентий практически не уходил от ложа умирающего Сталина. Он подходил к постели и подолгу всматривался в лицо больного, – Сталин иногда открывал глаза, но это было без сознания, или в затуманенном сознании. Берия глядел, впиваясь в эти затуманенные глаза, пытаясь своим взглядом добавить вождю хоть немного сил.

Хрущев, с заплаканными красными глазами, подходил к каждому вновь прибывшему. Пожимал руку со словами: «Как же мы теперь будем-то? Какое горе!!» – но в ответных соболезнованиях партийных чиновников видел не только горе, и не только страх перед тем, как они будут без Сталина, но и огромное облегчение от того, что теперь-то уж все вновь будет по-старому.

Никита экстренно созвал летучее совещание Президиума прямо на даче.

– Товарищи, нужно что-то объявить народу. Думаю, не правильно было бы объявлять, что это горе случилось с товарищем Сталиным во время сна. Я думаю, история нас не осудит, если мы немножко обманем народ и объявим, что удар настиг его в кремлевском кабинете – на рабочем посту.

Возразить было нечего – все с этим согласились, а Хрущев, «беспокоясь о государственных и партийных интересах», все расспрашивал и узнавал мнение членов Президиума и Правительства о том, как им быть, если Сталин умрет. И, к своему удивлению, он увидел, что на должности Сталина в партии и государстве не только никто не претендует, но этих должностей просто боятся из-за той ответственности, с которой эти должности были сопряжены. Более, того, он понял, что почти все хотели бы видеть на месте Сталина какого-то слабого человека, чтобы можно было и не нести ответственности Сталина, и командовать первым руководителем страны. Заместители Сталина в Правительстве и министры (кроме Берии, с которым Хрущев эту тему не обговаривал, понимая, что именно Берии нужно быть главой СССР) показывали скрытое желание, чтобы главой СССР был Маленков – канцелярский работник, который за свою жизнь даже областью не руководил. Все были уверенны, что Маленков по этой причине будет принимать такие решения, которые его замы и министры ему подскажут.

Прощупывая почву дальше, Никита с удивлением убедился, что по этой же причине все партийные чиновники хотели бы видеть во главе партии его! Риск, на который Хрущев пошел, спасая свою жизнь, давал значительно большие дивиденды, чем он мог надеяться! Его, конечно, злило это пренебрежение собой: но вы меня первым сделайте, а уж потом посмотрим, как вы будете мной командовать, – думал Никита.

Утром четвертого марта под влиянием экстренных лечебных мер в ходе болезни Сталина как будто наступил просвет. Он стал ровнее дышать, даже приоткрыл один глаз, и присутствовавшим показалось, что во взоре его мелькнули признаки сознания. Больше того, им почудилось, что Сталин будто хитровато подмигнул этим полуоткрывшимся глазом: ничего, мол, выберемся! Берия как раз находился у постели. Увидев эти признаки возвращения сознания, он опустился на колени, взял руку Сталина и поцеловал ее. Однако признаки сознания вернулись к Сталину лишь на несколько мгновений.