Беседа с командующим не избавила де Голля от сознания обреченности французской армии. Через пять недель его худшие опасения оправдались самым ужасным образом.
В начале мая Гамелен приказал направить лучшие силы французских и английских войск далеко в глубь Бельгии. 10 мая немцы внезапно нанесли страшный удар в брешь, образовавшуюся между основными силами союзников и французскими оборонительными линиями. 10 бронетанковых и 6 моторизованных дивизий устремились на запад, легко пройдя Арденны, которые Петэн считал непроходимыми. Это был всесокрушающий натиск бронированной лавины, движение которой очень напоминало описанные де Голлем в книге «За профессиональную армию» действия ударных танковых сил. Да, все происходило именно так, только делали это не французские, а германские войска. На четвертый день наступления немцы пересекли французскую границу. Танковый корпус генерала Гудериана 14 мая форсировал реку Маас и, повернув вправо, устремился к ЛаМаншу. 20го он достиг побережья, перерезав коммуникации основных сил союзников, оставшихся в Бельгии. Немцы, потеряв всего 60 тысяч своих солдат, захватили в плен свыше миллиона человек и заставили британскую армию в панике эвакуироваться.
«Можно сказать, – писал де Голль, – что в течение недели судьба войны была предрешена. Армия, государственный аппарат, вся Франция теперь уже с головокружительной быстротой покатились вниз по наклонной плоскости, на которой мы очутились уже давно в результате допущенной роковой ошибки… Но в сражении, даже и проигранном, солдат уже не принадлежит себе. В свою очередь, и я оказался целиком во власти событий».
26 апреля де Голль получил приказ принять командование 4й бронетанковой дивизией, которую спешно формировали из разрозненных частей. 15 мая начальник штаба генерал Думенк изложил де Голлю боевое задание: он должен был со своей дивизией действовать самостоятельно в районе Лаона, немного севернее Реймса, так, чтобы дать возможность соединиться дивизиям 6й армии для прикрытия Парижа. Де Голль спросил: «Почему вы не объедините четыре дивизии в один блок?» «Потому, – ответил скорбно Думенк, – что я располагаю только вашей дивизией, да и то если она сможет сформироваться вовремя».
Затем де Голля принял командующий северовосточным фронтом генерал Жорж, который также был в подавленном состоянии. «Приступайте к делу, де Голль! – сказал он. – Для вас, уже давно высказывавшего идеи, которые осуществляет противник, представляется возможность действовать».
Уходя, де Голль чувствовал, что «надежда иссякает и что пружина уже лопнула». Он устремляется в Лаон, сразу изучает местность, располагает свой командный пункт и собирает разрозненные подразделения, прибывающие в его распоряжение. Все происходит в обстановке невероятной сумятицы, замешательства, беспорядка. Жизнь страны уже нарушена, дороги запружены беженцами, дезорганизованными толпами французских солдат. Это был разгром. «При виде охваченных паникой людей, – вспоминал де Голль, – беспорядочно отступающей армии, слыша рассказы о возмутительной наглости врага, я почувствовал, как растет во мне безграничное негодование. О, как все это нелепо! Война начинается крайне неудачно. Что ж, нужно ее продолжать. На земле для этого достаточно места. Пока я жив, я буду сражаться там, где это потребуется, столько времени, сколько потребуется, до тех пор, пока враг не будет разгромлен и не будет смыт национальный позор. Именно в этот день я принял решение, предопределившее всю мою дальнейшую деятельность».