На просторном ярко освещенном дворе, с трех сторон окруженном постройками и отделенном высокой стеной со стороны площади, собрали уже больше 400 арестантов, разделенных на три группы: поляков, евреев и украинцев (которых подозревали в принадлежности к коммунистической партии). Польская группа была самой многочисленной, а подавляющее большинство в ней составляли женщины. Мужчин было едва ли больше 20 (а местную интеллигенцию я представлял в одиночестве). Нас поставили в колонну по четыре и приказали встать на колени. В окнах первых этажей поставили четыре пулемета, из которых время от времени давали очередь по стене, отделявшей двор, устраивая свистящую ловушку над нашими головами. Арестанты каждый раз невольно нагибали головы, что вызывало взрыв смеха полицейских и эсэсовцев (среди украинских и немецких карателей). После игры, которая продолжалась несколько часов, отобрали (у всех) документы. Их не глядя бросали в огромную корзину для угля, которую несли двое полицейских. Только тогда я понял, что дело серьезное.
С левой стороны в моей четверке стояла на коленях пожилая образованная женщина, учительница, которая еще помнила времена до Первой мировой войны, когда на Украине кипела польская жизнь. Справа — красивая молодая девушка со своим женихом. Обе женщины очень быстро очнулись от первого потрясения и до конца сохраняли удивительное достоинство. По стечению обстоятельств, моя прекрасная соседка справа носила ту же фамилию, что и я. Она настоящую, а я — по паспорту. Отобрав документы, полицейские устроили повальный грабеж ценных предметов и частей гардероба. У моей соседки бесцеремонно сорвали крестик, который она с гордостью, демонстративно повесила на груди сразу после “освобождения” Киева немцами. Она шептала мне с сожалением: “Мамочка столько лет хранила этот крестик, с самого моего рождения”. Смеясь, стянули сапоги. Всю ночь шел мокрый снег, а с утра ударил мороз. Некоторые из арестантов были раздеты до белья. С некоторых молодых женщин стянули и белье — не для грабежа, а скорее для смеха.
Снова началась игра в свистящую ловушку, после чего в стоящую на коленях колонну ворвался сам Дмитро Орлик с двумя десятками полицейских (украинцев), вооруженных плетьми и сплетенными кусками телефонного кабеля. С особой речью он обратился к полякам:
— Вы не чулы про Орлика, но вы про нёго ще добре почуете. Я вам пикажу вашого Пылсудского… Я вам пикажу вашого Собеського (!) с ёго мичом пид Золотымы Воротамы.