Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу

Петр Леонтьев получил задание: провести по бешеной, разыгравшейся в паводок Томи свой плот.

В Топчуле плот надо было нагрузить всем необходимым для стройки и возвращаться в Балыксу.

В Казырской выемке русло Томи сужается, река мчится вся в пене, как загнанная лошадь.

Леонтьев направил плот на середину реки.

Нарастал грохот. Плот ударился днищем о камни, подскочил, скрылся в водяной пыли, завертелся на булыжниках, подгоняемый со всех сторон свирепым напором воды, и вдруг через какую-то долю минуты очутился в тихой заводи за порогом.

Леонтьев отер пот со лба, сплюнул в воду, улыбнулся.

Обратно он гнал плот полным, с семьюстами килограммами груза. Около проклятой Казырской выемки пришлось стать. Вода отшвыривала плот всякий раз, как только Леонтьеву удавалось подвести его к порогу.

А в Балыксу люди ждали драгоценный груз: баббит для подшипников на пилораме, стекла для жилых домов, рабочие спецовки, без которых в тайге пропадешь.

– Э-э-эй, браток! – крикнул Леонтьев, завидев проезжавший по берегу МАЗ.

В тайге у людей слух острый, особенно когда товарищ в беде. Шофер останавливает машину, подходит к берегу.

– Тебе что?

– Будь другом, затащи ты меня на порог!

Помощник Леонтьева Саша Прокунин бледнеет.

Виданное ли дело, на порог, встречь течению, забираться! Сомнет ведь, разнесет в щепы…

Шофер привязывает плот тросом к своей машине, садится за руль, включает газ. Леонтьев разделся, стал на корме. Встречный поток захлестывает, подсовывает под днище острые булыги. Вот порог уже в метре.

Леонтьев хватается за руль, налегает на него всем телом. Нос задирается почти вертикально, корма скребет по камням. Первый порог пройден! Но впереди второй, самый страшный.

Снова плот исчезает в облаке водяных брызг, зарывается в буруны, корма его поднимается высоко вверх, потом с размаху ухает о камни. Шофер жмет на всю железку, трос дрожит, как тетива. Пройден и второй порог.

Леонтьев смеется, кричит громко, радостно:

– Э-э-эй! Взяли!

И эхо в горах многократно повторяет голос, словно приветствуя мужество человека.

Сильнее стихии

Ночь ложится на поселок. Пламенеют в последних багряных лучах солнца огромные кедры на вершинах сопок. А внизу в долине домики выстроенного поселка уже погружены в серые сумерки.

С реки поднимается туман, плотный, как шелк, и такой же дрожащий. Он режет пополам деревья, маленькие холмики у берега. Шуршат камыши, ставшие из темно-зеленых синими, словно воронье крыло.

Ярко освещенное помещение почты. Зотов и Гостев стоят около окошечка.

Они отправляют телеграмму:

«Начальнику штаба “Тайгастрой” Арсеньеву. Строительство таежного поселка завершено три месяца раньше срока. Новички размещены новых домах. Мост будет закончен через десять дней. Вся необходимая техника здесь имеется. По поручению рабочих прораб Зотов комсорг Гостев».

Зотов молча передает бланк телеграммы в окошечко. Сонный телеграфист, что-то недовольно бормоча себе под нос, начинает высчитывать стоимость телеграммы. Зотов просит:

– Будьте любезны, дайте мне еще один бланк.

Телеграфист отвечает:

– С вас две копейки.

Зотов хмыкает:

– Могу пять уплатить.

Получает бланк и большими печатными буквами пишет: «Новокузнецк, Красноармейская, 10, Светлане Громовой. Приезжай, люблю тебя».

Зотов перечитывает написанное и передает телеграмму связисту. Тот выписывает квитанцию, получает деньги и сердито захлопывает окошечко.

Зотов и Гостев выходят на улицу. Луна висит над миром – белая и огромная.

– Духотища… – говорит Гостев.

Зотов оглядывается. Маленькие пристанционные постройки, в окнах нет света.

– Тут и воды нигде нет, – говорит Зотов.

– Связисты отстали от нас… – смеется Гостев.

– Поедем, – предлагает Зотов. – Через два часа будем у себя в поселке.

…Над тайгой – тишина. Ночь укутала поселок одеялом сна. Тишина осязаема.

Все спят, и никто не видит, как откуда-то с востока начинает двигаться к поселку красное марево. Оно ширится, освещает вершины сопок, делает ночь зловещей.

– А-а! – кричат в одном из домиков. Звенит разбитое стекло.

Сейфуллин вскакивает с кровати. По стенам его комнаты мечутся отсветы багрового пламени. Сейфуллин подбегает к окну и видит, что сверху от сопок к реке расширяющимся клином наступает пожар.

Сейфуллин в майке и трусах выскакивает на улицу и несется по поселку. Он проносится мимо криков, мимо плача, мимо разбитых стекол, раскрытых дверей. Он вбегает на крыльцо прорабовского дома, открывает дверь.

В комнате никого нет.

Пожар разгорается все сильнее и сильнее.

…Зотов и Гостев едут на мотовозе. Гостев поет песню. Он поет о любви, о девушке и еще о чем-то очень хорошем. Зотов слушает его.

Перестав петь, Гостев неожиданно спрашивает:

– Виталий Николаевич, а как вы думаете, сердце сколько весит?

– Не взвешивал. – Зотов улыбается, покачивает головой. – Что это тебе такое взбрело?

– А я так, безотносительно…

Вдруг Гостев настораживается:

– Виталий Николаевич, чуете, гарью пахнет?

– Это ты голодный просто.

– Да нет, серьезно, пахнет гарью.

Зотов тихо смеется.

– Голоден ты, говорю. Возьми у меня в кармане колбасу.

Но вот Зотов приподнимается. Он весь – напряжение.

– А ведь верно…