Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу

«Как преградить дорогу огню? – думает Зотов. – Надо поджигать поселок, образуется мертвый выжженный участок, и пожар пойдет на убыль. Мы спасем людей. Спасем технику. Нужен встречный пал… Только встречный пал. Но, значит, люди снова будут жить в палатках?»

Зотов видит Нину, которая с ведром в руках бежит к поселку. Он останавливает Нину, берет у нее ведро и бежит рядом. Вот они около Босьяна, который орудует большущим поленом, стараясь сбить пламя.

– Брось, – говорит ему Зотов. – Беги к бульдозеристам, пускай уходят к реке и забирают с собой людей.

– Зачем?

– Пусть уходят, – повторяет Зотов. – Так надо.

Зотов выплескивает воду на землю, оставшуюся льет себе на голову, отбрасывает со лба налипшие черные волосы и добавляет:

– Сейчас поселок жечь будем…

– Трудов-то сколько, Виталий Николаевич, – шепчет Нина. – Всю зиму ведь строили.

– Нина, – просит ее Зотов. – Не надо.

Нина и Зотов бегут от дома к дому, собирают людей и уводят их к реке. Через поселок проходят бульдозеры. Все люди собраны на маленьком пятачке около бензосклада, там, где стоят грузовики, экскаваторы и бульдозеры.

Зотов отвинчивает слив бензоцистерн, подставляет ведро. Следом за ним подставляют ведра Сейфуллин, Гостев, Босьян, Леха.

Они бегут с ведрами в поселок к дымящимся домам, еще не охваченным огнем. Они выплескивают бензин на стены, и дома сразу же вспыхивают факелами. Вот Леха неудачно выплеснул свое ведро и сам вспыхнул, как факел. Зотов видит это, видит и Гостев. Они бросаются к Лехе, сшибают его с ног, наваливаются на него, срывают горящую одежду и тащат вниз к реке.

Поселок горит как свеча. И вот пламя таежного пожара сталкивается с пламенем подожженного людьми поселка. Два огня срослись, на секунду все как бы замерло, а потом в небо отчаянно взметнулся огромный, раскаленный столб пламени.

Секунду он стоит недвижно, этот огненный столб, а потом враз, будто по мановению волшебной палочки, падает на землю и стихает. Только по черной растрескавшейся земле ползают белые и голубые язычки огня.

Но они уже бессильны, эти последыши пожара.

Тишина. Люди смотрят на сожженный поселок.

С реки поднимается белый туман. Глухо звучит голос Зотова:

– Кто хочет уйти, может уходить. Сейчас будет очень трудно. Будем заново строить…

Люди молчат, и никто не уходит. Потом постепенно бульдозеристы и экскаваторщики расходятся к машинам. А Зотов стоит, крепко сцепив кулаки, и глаз его не видно под нависшими бровями.

Клад

Неподалеку от Балыксу сто лет назад открыли золотоносную жилу. До сих пор там находят кандалы и простреленные черепа: на прииске работали каторжане.

И вот сегодня старик старатель Никандр Собакин, приблизив ко мне морщинистое, изъеденное оспинами лицо, шепчет на ухо:

– Они, каторжане-то, и зарыли от начальства слиток золота весом в двенадцать пудов. А потом – обвал… С тех пор и ищут люди клад – дьяволово это золото.

Старик щурится, качает головой, отрывая дрожащими пальцами от газетного листа клочок бумаги, чтобы свернуть цигарку. Газета многотиражная, здешняя.

Рядом с названием лозунг: «Смонтируем мост через реку Шора за 10 дней!»

Да, здесь умели строить мосты и за десять, и за три дня. Здесь умели не спать сутками. Умели не мерзнуть в палатках в сорокаградусный мороз.

…Мы едем по таежной железной дороге. В сторону от полотна и шага не сделаешь: высоченные сугробы. Около Казынета наш мотовоз останавливается – идет балластировка пути. Работает молодежь – парни и девушки, прибывшие по комсомольскому призыву.

Едем дальше, вдогонку несется песня:

Наш паровоз, вперед лети!
В Коммуне остановка.

Идет по тайге первый состав с абазинской рудой. В снегу по обеим сторонам стоят люди, кричат:

– Руды бросьте кусочек, посмотреть!

Серую, скромную на вид руду люди держат в руках так нежно, как будто это самое хрупкое, самое дорогое вещество на свете.

Никандр Собакин искал клад – золото, дьяволов металл, зарытый каторжанами. Ныне клад найден и нет цены ему – это замечательные человеческие характеры.

Штурм продолжается

Закончили трассу Абакан – Сталинск.

Одолели топи, болота, скалы. Что теперь – отдых? Нет отдыха. Стройпоезда и мехколонны передислоцируются на новую трассу – на Абакан – Тайшет, на последний, заключительный участок Южсиба.

Здесь, в Восточных Саянах, трудностей больше, чем на прошлой стройке. И раздался клич, перекликающийся с героическим кличем Первой конной: «Даешь!»

Даешь Абакан – Тайшет! Даешь Краснокордонский тоннель! Даешь Козинский перевал!

Взрыв

Земля на узкой таежной поляне была теплая и мягкая. Федька Кольцов вдавился в эту землю. Только левую руку он выбросил далеко вперед, чтобы удобнее было смотреть на секундную стрелку часов.

Стрелка передвигалась, цепляясь за каждое деление на циферблате. Раскаленный диск солнца стоял высоко в небе.

«Шею сожжет. Почему белый шарфик не надел?» – досадливо подумал Федька и замер: сейчас, через пять секунд, должен был произойти взрыв.

– Федь, – шепнул Серегин, лежавший в соседней траншее, – что-то не рвет.