Неизвестный Хейнкель. Предтеча реактивной эры

Туда и прилетели французы во главе с генералом Вюлемином. Хейнкель встречал гостей вместе с высшими чинами Люфтваффе и организовал экскурсию по заводу, а затем воздушный показ. Пустой бомбардировщик Не-111 выделывал в воздухе невероятные фигуры, затем продемонстрировал полет на одном моторе. Полет бомбардировщика и десятки уже сданных заказчику таких же машин, выставленных на стоянках, произвели на французов ошеломляющее впечатление. По заготовленному сценарию Удет приглашает генерала Вюлемина в свой тихоходный «Шторх», чтобы показать ему весь авиационный завод с высоты птичьего полета. А когда самолет Удета медленно заходил на посадку, перед его носом на огромной скорости пронесся истребитель, сделал красивую горку и, мягко приземлившись, подрулил к толпе гостей и хозяев. Затем совершил посадку и Удет.

Французы кинулись к истребителю и начали его рассматривать со всех сторон. Это действительно был очень красивый новейший истребитель Хейнкеля Не-100, но он был всего-навсего пятым опытным и последним. В серию его запускать не собирались, поскольку уже наладили выпуск «Мессершмиттов».

Но Мильх объявляет французам, что это новейший истребитель Германии, и просит Удета сообщить о состоянии его массового производства. Тот уверенно «докладывает» в присутствии конструктора истребителя, что второй конвейер уже работает, а третий заработает через две недели. Французы в это поверили и сообщили англичанам. Франция и Англия воздержались от войны с Германией из-за Судетской области Чехословакии. Вклад Эрнста Хейнкеля в эту игру демонстрации мощи военной авиации Германии был очень высоко оценен руководителями страны.

Приближался сентябрь — время открытия партийного съезда в Нюрнберге, и Эрнст получает приглашение на съезд и праздничный спектакль в тамошней опере. Открытие съезда — 6 сентября. Он никогда не был поклонником оперы, но любил побыть на природе и уже дал согласие своим венгерским друзьям на участие в шикарной охоте на оленя, как раз в это же время. Эрнст пишет письмо с отказом от приглашения на съезд и извинениями. Но через день — звонок гауляйтера Нюрнберга:

— Вы не можете отказаться и обязательно должны прибыть на съезд, сам фюрер хочет, чтобы вы присутствовали.

— Хорошо, я приеду, — ответил Эрнст, подумав, что его охота на оленя погорела.

В этот вечер здание оперного театра Нюрнберга выглядело особенно нарядным. В большом фойе толпился цвет нацистской Германии. Все были в строгих вечерних костюмах со всеми регалиями. Эрнст, как и все штатские, был в черном фраке с ослепительно белой манишкой и белой бабочкой. Ниже бабочки у него свешивался престижнейший орден германского орла — светлый мальтийский крест, между лучами которого располагались четыре орла со свастиками. На левом лацкане черного фрака контрастно выделялись три значка. Выше всех был круглый со свастикой посередине — значок члена партии. Нижний, которым он очень гордился, — знак пилота.

Неожиданно к Эрнсту направился Геббельс, протянул руку и, смеясь, произнес пару своих шуточек, смысла которых Эрнст не уловил. Видя обескураженное выражение лица Эрнста, Геббельс сдался и по-простому сообщил: «Господин Хейнкель, мы присудили вам Национальную премию по науке и искусству.

Вам, Порше, Тодту и Мессершмитту. Скоро вы об этом услышите».

Эрнст слышал, что в прошлом году Гитлер учредил самую престижную награду для любого ученого Германии — Национальную премию в области науки и искусства. Это был противовес Нобелевской премии, которую теперь запрещалось получать немецким ученым. Это произошло после «позорного», по мнению Гитлера, присуждения Нобелевской премии мира за 1935 год журналисту и писателю Карлу фон Оссетцки, которого нацисты уже держали в концентрационном лагере. По мнению Гитлера, теперь немецкие ученые не будут подвержены международному «еврейско-либерально-му» влиянию. Запрет Гитлера не позволил Ричарду Куну получить Нобелевскую премию по химии за 1938 год и Герхарду Домаку — по медицине за 1939 год. С момента учреждения Германской национальной премии ее лауреатами стали всего восемь человек.