Неизвестный Леонардо

В 1555 году супругов Мельци[154] потрясло пришедшее известие о сыне Пирро, попавшем в плен к турецким пиратам. Отец незамедлительно стал хлопотать о выплате выкупа в 300 скудо, которые предназначались Джованни Ломеллини де Кампо, проживавшему в Мессине. Дело закончилось благополучно с помощью сенатора Алессандро Висконти, и Пирро был отпущен на свободу, а через тридцать лет в конце своей жизни стал Главным приором приората в Неаполе. Эта история оставила настолько глубокий след в жизни Франческо, что он вспомнил о ней в своем завещании.

В шестидесятые годы, когда Мельци перебрался в Милан, в приход Сан-Джорджо у Палаццо к нему, как и прежде продолжали обращаться за советом как к ценителю искусства: он участвовал в выборе мастеров и живописцев для изготовления и росписи новой хоругви Святого Амвросия и отделки створок нового органа в Миланском соборе.

6.5 Визит Джорджо Вазари

В 1566 году к Франческо Мельци приехал Джорджо Вазари, готовивший второе издание своих Жизнеописаний. Глава дома показал гостю рукописное наследие Леонардо и поделился с ним своими воспоминаниями, наполненными любовью к маэстро. Вазари потом с восхищением написал в своей книге: «…он дорожит этими бумагами и хранит их, как реликвию, вместе с портретом светлой памяти Леонардо»[155]. Рукописи Леонардо напоминали Франческо об их сердечной привязанности, и он бережно хранил их.

Возможно, что воспоминания и рассказы Мельци о своем учителе убедили Вазари изменить заключительную часть жизнеописания Леонардо, где он говорил об отношении художника к религии. Из второго издания исчез отрывок, в котором Вазари называл да Винчи человеком далеким от ортодоксальной религиозности, «считавшим себя, скорее, философом, чем христианином».

Сохранились два письменных свидетельства, которые говорят о Франческо Мельци как о способном миниатюристе. Первое находится в тексте Ломаццо: «…много других чудесных вещей… сделал Леонардо Винчи, который по рассказам синьора Франческо Мельци, его ученика и великолепного миниатюриста…»[156]. Второе оставил Паоло Мориджа: «Не меньшей похвалы следует отдать и Франческо Мельци, который в миниатюре пользовался всеобщим уважением, о чем ясно говорят его работы»[157]. В этом виде живописи его ставили рядом с Джероламо Фиджино (1533–1608), считавшегося его учеником.

Франческо Мельци «Человек с попугаем»

Отдельные детали на картине Мельци Мужчина с попугаем отличаются удивительно тонким письмом. Чтобы убедиться в этом, достаточно приглядеться к изображению львиной головы на кольце или к бликам, отбрасываемым драпировкой на краснеющий сердолик, вправленный в кольцо. Тем не менее мы не располагаем другими указаниями на его увлечение этим видом живописи, нет в нашем распоряжении и его произведений в этом направлении. Если только не относить к ним пастельные портреты, принимаемые за работы Фиджино, которые несут явные следы французского влияния, что, по мнению Россаны Сакки, вполне правдоподобно, учитывая годы, проведенные во Франции[158].

В сентябре 1566 года после встречи с Вазари в Милане Франческо отправился в Канонику, чтобы присутствовать там на время пастырского посещения Карло Борромео, который возложил на него ответственность за дополнительное жалование каноникам, обязанным привести обветшалое, запущенное церковное имущество в более пристойный вид. Борромео не преминул отметить контраст между разрушающимися храмами и красивым домом настоятеля Леонида с обширным садом, разбитым на самовольно присвоенных чужих землях.

В конце своей долгой жизни, накануне семидесятипятилетия, в июне 1567 года он передал своим сыновьям Орацио и Помпонио все полномочия, полученные от Леонида. Это было явным признанием своего поражения. Материальное положение епархии пошатнулось и неуклонно рушилось в последующие годы, что заставило кардинала Борромео через десять лет разделить тысячелетний приход Понтироло на три отдельных викариата.

6.6 Завещание Франческо Мельци

27 мая 1565 года, находясь «по милости Божьей в здравом теле и твердой памяти», Франческо составил завещание, в котором ни словом не упомянул ни Леонардо, ни его манускрипты, ни рукопись Книги о живописи или собрание рисунков, миниатюр и предметов, связанных с искусством. Завещание, по словам Россаны Сакки[159], было «составлено, чтобы выполнить обычный долг по установлению прав на наследование».

Начиналось оно с устоявшегося вступления, в котором завещатель вверял свою душу «Высшему Творцу, всеобщей родительнице, вечной Деве Марии и всем небесным силам», напоминавшего последнее распоряжение его учителя. Далее следовало обязательное утверждение, что ни одна часть его имущества не была приобретена нечестным путем: «Nihil male ablati me perveniat (ничего плохого мне не принадлежит)», ибо, в случае доказательства противного, все незаконно присвоенное будет возвращено прежним владельцам: «Si reperiatur volo illud reddi quibus».