Неизвестный Лысенко

Но только ли один Т. Д. Лысенко в этом виноват? Президент Академии наук СССР С. И. Вавилов (брат Н. И. Вавилова), министр высшего образования СССР С. В. Кафтанов и другие высокие должностные лица страны принимали в ту пору активное участие в разгоне генетических кадров. Да и сами генетики в предшествовавшие годы фактически содействовали случившемуся: дискуссия, тянувшаяся два десятка лет, скорее напоминала дуэль, в которой каждая сторона желала погибели другой и в которой каждая из сторон старалась заручиться поддержкой государства в лице соответствующих официальных органов в надежде, что именно она-то и будет поддержана.

Действительно, вспомним речь А. С. Серебровского (1937, стр. 72) с политическими обвинениями: «Снова подняло голову ламаркистское течение в нашей агрономии и животноводстве, течение архаическое, объективно реакционное и потому вредное» (курсив мой — Л. Ж.). Советские генетики, равно как и Т. Д. Лысенко, боролись за свою науку не только на научных трибунах, но и в ЦК партии политическими методами (см. Александров 1992, стр. 236), называя своих оппонентов «вредителями» (Александров 1992, стр. 150). О «вредительстве лысенковцев» в сельском хозяйстве писал в Прокуратуру СССР генетик В. П. Эфроимсон (Александров 1992, стр. 151). В 1948 г. исполнявший обязанности ректора Ленинградского университета один из ведущих биологов страны Ю. И. Полянский, желая убрать из университета соратника Т. Д. Лысенко И. И. Презента, счел нормальным для себя обратиться не к Учёному совету университета с просьбой оценить научную компетентность И. И. Презента, а к репрессивным механизмам — в лице заведующего отделом науки ЦК ВКП(б) Ю. А. Жданова. Вот как Ю. И. Полянский сам об этом пишет: «… мы констатировали полное взаимопонимание и близость наших научных взглядов. Прощаясь с Юрием Андреевичем, я задал ему вопрос "в лоб": "Ну а что же мне как ректору делать с И. И. Презентом?", и получил четкий и ясный ответ: "Гоните его прочь и чем скорее, тем лучше!"… Воодушевленный этой встречей (я же беседовал с руководителем науки ЦК.!). я собрал ведущих биологов университета и дал им соответствующие "указания"» (Полянский 1997, стр. 112). И тот же автор совсем иначе оценивает ситуацию, когда помощь сверху была оказана не генетикам, а противной стороне: «Весь ход августовской сессии ВАСХНИЛ — это небывалый в истории пример грубого вмешательства Сталина в развитие науки…» (там же, стр. 116). Процитированное — ещё один пример двойного стандарта в оценке принципиально одного и того же действия, но в зависимости от того, кто его совершил — «свой» или «чужой», используя фразу Ч. Дарвина, вынесенную в эпиграф. Я не говорю об аналогичных действиях противоположной стороны — о них написано предостаточно.

Таким образом, каждая из враждующих сторон втягивала репрессивные органы государства в свои научные дискуссии в надежде, что оно покарает другую сторону, и совсем не задумывалась о том, что меч — обоюдоострый. Но. известно, что противники в драке всегда копируют друг друга: куда тут до моральных категорий, когда надо победить во что бы то ни стало.

Но все же главным виновником той трагедии советской биологической науки следует признать государственную систему, которая взяла на себя роль судьи в научном споре и дала в руки противоборствующим сторонам грозное политико-административное орудие устранения научных оппонентов.