Этот эпизод сильно увеличил подозрительность Мао. Он стал предполагать, что существует обширный заговор, направленный против него, с участием не только его высокопоставленных коллег, но и русских. Ничто не могло быть опаснее для Мао, чем явное и ясно выраженное желание Кремля устранить его. Ни Пэн Дэхуай в 1959 году, ни Лю в 1962 году не смогли поколебать его положение. Но если бы Кремль на самом деле захотел от него избавиться, дело могло обернуться совсем по-другому. Интерес со стороны СССР вполне мог побудить кое-кого из его коллег предпринять отчаянные меры. От границы сателлита СССР — Монголии — до Пекина было всего около 500 километров, в основном по открытой равнине, которую могли легко преодолеть русские танки, а у Китая не было эффективных противотанковых оборонительных сооружений. Уже в следующем месяце, в декабре 1964 года, армия по распоряжению Мао подготовила план строительства на Северо-Китайской равнине искусственных гор, похожих на огромные военные крепости, — препятствий для русских танков. После нескольких лет работы и громадных расходов этот гигантский проект был оставлен, как бесполезный.
Чжоу сумел сохранить благоволение Мао, ибо Мао полагал, что его проницательность обнаружит чужие опрометчивые поступки. Однако Чжоу знал, что над ним висит серьезное подозрение. Перед отъездом из Москвы он говорил — люди из его окружения это запомнили, — что с момента основания коммунистического Китая он был в Москве десять раз, но теперь наверняка не вернется. Это и в самом деле был его последний визит, и вообще, пока Мао был жив, никто из его коллег больше не ездил в Москву[136]
.Мао с оглядкой относился к тому, чтобы кто-то из его высшего окружения ездил в СССР, так как опасался, как бы эти люди не договорились с русскими свергнуть его. Даже присутствия вместе с высокопоставленными русскими на одном и том же событии в третьей стране — то есть вне поля зрения Мао — следовало избегать. В сентябре 1969 года Чжоу настолько опасался столкнуться с кем-нибудь из советских руководителей на похоронах Хо Ши Мина в Ханое, что поспешил приехать в Ханой задолго до похорон и раньше всех остальных, несмотря на протесты вьетнамцев и их уверения, что они еще не готовы принимать гостей. Чжоу благополучно уехал до церемонии похорон, куда Китай направил вместо него второстепенную делегацию.
Во время приближающейся чистки любая связь с СССР могла стать решающим фактором, особенно для представителей высшего эшелона власти. Маршала Хэ Луна арестовали и допрашивали вместе с большим количеством его прежних подчиненных. Сам Хэ Лун в 1969 году умер в заключении в ужасных условиях.
То же самое произошло и с заместителем министра обороны генералом Сюй Гуанда, которого жестоко пытали на протяжении восемнадцати месяцев и допрашивали не меньше 416 раз. Ему не повезло: он был единственным из высших военных чинов, кто был в СССР после выпадов Малиновского, а потому его заподозрили в организации связи между внутренними недругами Мао и Москвой. Сюй ездил в СССР в мае 1965 года, потому что на тот момент у Китая с СССР еще существовало сотрудничество в ядерной сфере. Сразу после этой поездки Мао отозвал всех китайцев из русского ядерного центра в Дубне и полностью прекратил все совместные работы.
После эпизода с Малиновским у Мао не было никаких отношений с Брежневым. Отношения Китая с Советским Союзом при Брежневе достигли самого низкого уровня за все время, а Брежнев оставался у власти весь остаток жизни Мао.
Однако во время грубой разведки, которую предпринял Кремль в ноябре 1964 года, Мао не приказал Чжоу уехать сразу. Чжоу остался в Москве и, согласно инструкциям Мао, провел встречи с множеством других иностранных делегатов. Он вернулся в Пекин 14 ноября, в соответствии с графиком. Неожиданно Мао вместе со своей свитой встретил его в аэропорту. Это было сообщение для русских: китайское руководство едино. Но этому не очень поверили; советские дипломаты увидели в аэропорту, что Мао выглядел не слишком хорошо, — «казалось даже, что он находится в прострации», — подумали они.