Неизвестный Нестор Махно

Кто только ни бывал в гостях у пологовских коммунаров! Начиная от Льва Троцкого, а также председателя Совнаркома УССР Власа Чубаря, всеукраинского старосты Григория Петровского и заканчивая… вождями регионального масштаба, скажем так. В некоторые дни до пятисот визитеров в коммуне насчитывалось. Ну, свойственно нашим людям ротозейничанье. Гоголь эту черту, кстати, одним из первых подметил и точно ее описал в «Старосветских помещиках». Помните: «Афанасий Иванович очень мало занимался хозяйством, хотя, впрочем, ездил иногда к косарям и жнецам и смотрел довольно пристально на их работу».

Кстати, писатели в коммуне тоже были частыми гостями, включая самого Максима Горького — буревестника, как его называли, революции.

Между прочим, памятник Максу Горькому в селе Камышеваха [это по трасса из Запорожья в Орехов] как раз и связан с тем давним странствием по запорожской земле пролетарского писателя. По пути в коммуну «Авангард» в июле 1928 года он задержался в Камышевахе на полдня и, как вспоминают старожилы, изрядно заправился спиртным в местной чебуречной. За склонность к таким горьким «заправкам» у него, видимо, и позывной, как мы сейчас псевдонимы называем, соответствующий был.

Правда, об «Авангарде» Горький воспоминаний с гулькин, как говорится, нос оставил. Вот все, что я нашел у него в дневниковых записях: «В коммуне „Авангард“, очень хорошо описанной Федором Гладковым, я сказал организатору коммуны Лозницкому: — Хороши у вас дети! — Оттого, что живут не в семьях, — тотчас заметил он».

«Как это не в семьях?» — не понял я. Но у Горького ответа на свой вопрос не нашел. Не многословным буревестник революции оказался в этот раз.

Хотя двумя годами ранее, когда к нему обратился главный редактор художественной литературы в издательстве «Книгоспілка» Олекса Слисаренко, попросив разрешения на сокращенное издание романа «Мать» на украинском языке, буревестник высказался более пространно, причем, почти не выбирая выражений: «Мне кажется, — заявил он, — что перевод этой повести на украинское наречие не нужен. Меня очень удивляет тот факт, что люди, ставя перед собой одну и ту же цель, не только утверждают различие наречий — стремятся сделать наречие языком, но еще и угнетают тех великороссов, которые очутились меньшинством в области данного наречия».

Это писал классик пролетарской литературы, друг Михаила Коцюбинского — классика украинской литературы.

А мы удивляется: и откуда взялся этот, не заслуживающий добрых слов, ненавидящий все украинское так называемый «русский мир», принесший слезы и кровь в сегодняшнюю Украину.

Да у его истоков сам Горький стоял — буревестник революции.

Упомянутый Максом в дневниковых записях писатель Федор Гладков [автор романа с диким названием «Цемент»] тоже свое слово об украинском языке молвил. Причем именно в очерке о коммуне «Авангард» [он так и назывался: «Коммуна «Авангард»].

Цитирую его: «Зачем возрождать допетровскую эпоху, зачем гальванизировать украинский язык, который покрылся уже прахом. Все это только тормозит развитие социалистического строительства. Говорите по-русски! Украинские писатели хотят конкурировать с русскими писателями, а выходит только обезьянничают».

Такой вот писатель был. Цементописатель.

Упадок с призраком голода

После Гладкова и Горького, тоже в 1928 году, в коммуне «Авангард» побывала начинающая писательница, корреспондент журнала «Плуг» Докия Гуменная. Ее «Письма из степной Украины» на сегодня являются единственным правдивым рассказом о пологовских коммунарах.

Найти их, правда, почти невозможно: с 1928 года они не переиздавались.

Сама же Докия благодаря этим письмам получила всесоюзную известность, от которой… ей пришлось уйти и из журнала, и из литературы: слишком негативной получилась эта известность. После войны с немцами, к слову, Докия [полное им — Евдокия] несколько лет пребывала в лагере для перемещенных лиц в австрийском Зальцбурге, а затем переехала в Нью-Йорк, где издала несколько десятков книг [умерла в 1993 году].

«Как-то не верится, — рассуждала Докия после поездки по степной Украине, — была революция или нет. И неужели она отразилась на селе только теми облигациями, выкачкой хлеба, самообложением, проклятиями. Ничего не понимаю теперь… Не разбираю… Крестьянское хозяйство приходит в упадок, разрушается. Какая кому польза от этого? А тут еще и призрак голода».

Лично генеральный секретарь ЦК КП (б) У Станислав Косиор обрушился тогда на 24-летнюю писательницу, воскликнув в гневе: «Вот как представляет себе эта писательница нашу революцию на 11-м году советской власти!»

Ну, давайте выясним конкретнее, как же Докия представляла эту самую революцию: я таки отыскал ее «Письма из степной Украины» и был буквально очарован слогом начинающей писательницы.

А как не очароваться вот этим, например: «Йду. Кукурудза, кукурудва без краю. Десь на країнебі виростае густий, гігантський ліс. Це хвилястий степ обманюе. Зовсім це не гігантський ліс, а та сама кукурудза на макортні.

Вранішню тишу проривае оклик. Десь зовсім близько, але нігде а ні душечки…»