К осени 1933 года ААА не сотворил чуда, если не считать уничтожения продовольствия. Выгоды от мер ААА получили крупные и средние фермеры, им было что сокращать. Мелкие фермеры были недовольны. Неутомимый М. Рено пытался вновь поднять их на борьбу, потребовав большей помощи. Уоллес стал предметом насмешек среди фермеров. К нему пристала издевательская характеристика: «Генри такой парень, что не поймешь, собирается ли он произнести проповедь или помочиться в постель». Рено, перефразируя слова президента, провозглашал: «Мы забыли о господине Уоллесе. И мы забудем о человеке в Белом доме, если он забудет нас». ФДР заметил Г. Моргентау о Рено: «Я не люблю, когда мне приставляют пистолет к голове и требуют, чтобы я сделал то-то». Дело было, однако, не в одном Рено.
Поток писем фермеров обрушился на Белый дом. Вот одно из типичных тогдашних обращений к президенту: «Я фермер, всю жизнь работал ради своей фермы в 200 акров.
У меня 1200 долл. долга, но я могу продержаться дольше, чем 90 процентов фермеров. Минувшей весной я верил, что вы действительно собирались кое-что сделать для страны. Теперь я отчаялся. Отныне я навеки проклинаю финансовых баронов и сделаю все, что могу, чтобы установился коммунизм». Это уже не был вопль отчаяния. Он ответил фермеру: «Единственно, о чем я прошу вас, – верить, что мы честно делаем все, чтобы улучшить положение». А чтобы у фермера не осталось сомнений, что и президенту трудно, ФДР сослался на плачевное состояние собственной животноводческой фермы в штате Джорджия.
Глубокой осенью 1933 года Уоллес отправился в поездку по сельскохозяйственным районам. Он не только обещал, представители его министерства буквально умоляли фермеров подписать контракты на 1934 год, предоставляя без задержки денежную компенсацию за сокращение посевов и поголовья скота в будущем году. Девальвация доллара способствовала повышению цен. Займы фермерской кредитной ассоциации также помогли фермерам. Неизвестно, как бы обернулось дело в 1934 году, если бы администрация Рузвельта не получила неожиданного «союзника» – погоду.
Весной 1934 года Соединенные Штаты поразила самая жесточайшая засуха за всю их историю. В штатах Среднего Запада в мае начались страшные песчаные бури. Пришло возмездие за многие десятилетия эксплуатации земли в нарушение элементарных правил агротехники: были распаханы громадные массивы, не проводилось никаких мер по защите почв. Теперь, когда темные облака пыли повисли над центральной частью страны и даже в Новой Англии небо выглядело угрожающе серым, фермеры могли винить только свой способ ведения хозяйства.
Если на фермах царило отчаяние: песок проникал везде и всюду, во все щели домов, остановилось движение на дорогах, закрылись школы, – то в Вашингтоне чуть ли не ликовали. Нуждающимся быстро подбросили семена и продовольствие с государственных складов, а статистики подсчитали: средний урожай пшеницы в 1929–1932 годах составил 864 млн. бушелей в год, ав 1933–1935 годах – 567 млн. бушелей. Примерно на 20 млн. бушелей производство сократила система ААА, остальное доделала природа.
Стихийное бедствие улучшило положение. К 1936 году средние доходы фермеров увеличились на 50 процентов, соотношение цен на промышленные и продовольственные товары достигло 90 против 55 в 1932 году. Задолженность фермеров была рефинансирована правительством более чем на миллиард долларов. Товарное фермерское хозяйство встало на ноги. На займы ААА крупные и средние фермеры приобретали машины, что сократило потребность в сезонных рабочих. Рузвельта превозносили спасителем.
Шестьсот тысяч фермеров, или 10 процентов всех фермеров, знали лучше. Они потеряли свои фермы за время действия ААА, то есть примерно за три года, а США с 1936 года стали импортировать пшеницу. Снова в выигрыше остались монополии.
VI
Закон о восстановлении национальной промышленности стремительно претворялся в жизнь. Во многом это было следствием личных методов руководства генерала Джонсона. На военном самолете он летал из города в город, произносил речи, призывал, запугивал. ФДР очень скоро потерял надежду разобраться в хаосе лихорадочной деятельности генерала. Джонсон десятками и сотнями подготовлял кодексы «честной конкуренции». Однажды он ворвался в пальто в кабинет президента и бросил ему на стол три кодекса. Когда Рузвельт подписывал последний, Джонсон взглянул на часы, заявил, что у него осталось всего пять минут, чтобы поспеть на самолет, сунул кодексы в карман и исчез. «С тех пор его не видели», – говорил Рузвельт правительству. Но президент определенно был доволен оперативностью руководителя NIRA.