Джонсон был и автором эмблемы N’IRA – «синего орла». Изображение птицы могли ставить на своих товарах только предприниматели, принимавшие участие в осуществлении закона, а потребителям разъяснили: не покупать товаров, не облагороженных эмблемой. Их выпускают саботажники дела восстановления Америки. Рузвельт восторгался простой идеей Джонсона, хотя в ней был несомненный привкус саморекламы. «Во время войны, – говорил президент, – при ночных атаках солдаты носят белый значок на плече, чтобы не перестрелять друг друга. По этому принципу участвующие в программе NIRA должны узнавать своих с первого взгляда». «Синий орел» летел над страной, смотрел из витрин магазинов, с обложек журналов и с костюмов – вернее с того, что оставалось от них, – девиц в мюзик-холлах.
Реклама «синего орла», а точнее, NIRA была поставлена с размахом. Митинги, парады, радиопрограммы. В начале сентября 1933 года Нью-Йорк увидел парад в честь «синего орла» – самую большую демонстрацию в истории города. По Пятой авеню с утра до поздней ночи топали демонстранты, свыше 250 тыс. С тротуаров их приветствовало более полутора миллионов ньюйоркцев. На трибуне стояли X. Джонсон, губернатор и А. Гарриман, руководители NIRA в штате. Генерал махал рукой, безуспешно стараясь, чтобы его жесты не походили на фашистское приветствие Муссолини.
В первые месяцы существования NIRA крупный капитал с подчеркнутым энтузиазмом участвовал в программе. А. Гарриман благочестиво объяснял: «Предприниматель, который удерживается в конкурентной системе только эксплуатацией женщин и детей, установив им длинный день и выплачивая мизерную заработную плату, не имеет права на существование. NIRA дает ясный мандат – положить конец конкуренции за счет рабочих». Действительно, прекратилось соревнование между капиталистами, дабы выяснить, какой предельно нищенский уровень может выдержать рабочий. ФДР очень высоко ценил положения NIRA, отменявшие детский труд. «Это принесло мне лично больше удовлетворения из всего, что я сделал после прихода в Вашингтон», – говорил он.
Очень скоро выяснилось, что монополии отлично использовали кодексы «честной конкуренции» и отмену антитрестовского законодательства. Получился не крутой подъем производства, а раздел рынков между ними и высокие цены на промышленные товары. Между тем ФДР надеялся на то, что NIRA приведет к увеличению производства и, следовательно, занятости. Собственно, ради этого он пошел на сделку с крупным капиталом: отменил антитрестовское законодательство в обмен на ожидавшееся расширение производства и увеличение занятости.
ФДР несколько раз выступил с достаточно жесткими предостережениями в адрес предпринимателей. В ответ руководители крупного бизнеса взвалили вину на правительство. Даже У. Липпман резко заметил: «Чрезмерная централизация и диктаторский дух вызывают отвращение к бюрократическому контролю над американской экономикой». У. Херст предложил расшифровать NIRA как «не разрешено восстановление» (No Recovery Mowed). Многие представители монополий теперь предлагали вообще ликвидировать всю систему NIRA.
Юные «ньюдилеры» в это время, в 1934 году, оказали ФДР медвежью услугу: в их кружок затесался некто Вирт, забавный старик, инспектор школ из штата Индиана. Вирт посидел несколько вечеров у «ньюдилеров», которые среди своих распускали языки, что было особенно приятно с отменой «сухого закона». По-видимому, чтобы подразнить старика, они серьезно сообщили ему, что на Рузвельта возложена роль Керенского, еще продолжается переходный период, а настоящая революция – впереди.
Перепуганный насмерть Вирт обратился к американскому народу с торжественным предупреждением: в Вашингтоне заговорщики во главе с президентом осуществляют дьявольские замыслы. Его пригласили для дачи показаний в комитет конгресса, где вызванные «ньюдилеры» высмеяли Вирта, объявив, что они рассказывали ему о Рузвельте-Керенском, чтобы посмеяться. Подавляющее большинство газет, однако, не пожелало увидеть смешную сторону во всем эпизоде, а очень серьезно писало о кознях «красных».