Неизвестный солдат

– «Чухны» идут на войну, – хихикал он про себя, тонко, нутром улавливая комическое противоречие между вспыхнувшим пламенем высокопатриотического воодушевления и истинной сущностью финского солдата. Публикации в печати на военную тему были для него неиссякаемым источником веселья. В эти дни он запасся военно-патриотической терминологией из попавших ему в руки газет: «наши ребята», «наши лесные воины», «наше внутреннее упорство», «наша страстная жажда защитить родину». Из этого запаса он время от времени подбрасывал подходящие к случаю реплики, хотя их приходилось пускать в ход осторожно, потому что слишком многого люди не выносили.

Риитаоя шагал последним в группе: тихий, он по-детски радовался тому, что они шли не под огнем. Он предпочел бы вечно идти в строю, терпеть любые перегрузки, только бы не слышать эти злобные взвизгивания, извещавшие, что смерть снова рыщет вокруг в поисках жертвы.

К вечеру пятого дня они заметили, что дорога становится все менее наезженной. Постепенно она превратилась в настоящую лесную тропу, и вскоре их взорам открылась просека.

– Ребята, старая граница!

Это событие несколько взбодрило солдат. Посреди вырубки Хиетанен сделал огромный шаг вперед и заявил:

– Ну вот! С этого момента Хиетанен вступает за границу.

– Теперь мы в России, – сказал Сало.

Раздраженный Лахтинен, который шел прихрамывая, исподлобья взглянул на остальных и проворчал:

– Так вот: здесь кончаются наши права. Теперь мы начинаем разбойничий набег. Чтобы вы знали.

– Скажешь тоже: разбойничий набег, – сердито проворчал Сихвонен. – Когда мы границу перешли, так мы разбойники. А другие, когда границы передвигают, только свою безопасность охраняют… Тоже мне, разбойники… тьфу!

Он горько хмыкнул пару раз, не столько из-за праведного гнева и обиды за свое государство, сколько оттого, что набрал в ботинок песка и не успевал остановиться и вытряхнуть его: боялся сильно отстать от остальных.

Хиетанен осмотрелся и миролюбиво проговорил:

– Здесь нет ничего такого, чем бы поживиться. И дорога становится хуже. Но лес такой же… Да, ребята! Мы идем по песенной земле Карелии. Не здесь ли живут те старики и старухи, которые поют руны и всякие там плачи? Я о них слышал. Хотя я ужасно удивляюсь, что это за плачи. Как это можно петь плачи? Я раз видел, как на могиле старуха причитала и рыдала, так ничего в этом особенного не было. Только вой и визг.

– И у нас есть причина спеть пару плачей. – Лахтинен глотнул тепловатой воды из походной фляжки и продолжил: – Я думаю, они теперь начнут оказывать сопротивление, коль мы зашли на их сторону. Они думали, ну и берите себе эту Карелию, раз уж вы все время из-за нее хнычете. Это было что-то вроде добровольного дара. Но вот увидите, что теперь будет, коль мы сюда зашли. По-моему, не следует трогать медведя в его берлоге.

– С винтовкой всегда придешь в срок, – сказал Сало. – Не с копьями же мы теперь ходим.

– Хм… Твое ружье… Много здесь винтовок надо.

– Здесь и впереди нас немало ребят, – сказал Хиетанен. – Не сразу же мы на передовую линию попадем.

– Этого никто не знает, ребята, – заявил Сало. – Но говорят, будто резервистам сказали, что вся эта заваруха недели на три, так что все успеют вернуться домой к сенокосу. А уж вторая неделя прошла.

– Ха-ха-ха. – Лахтинен с презрительным негодованием расхохотался. – Новости обозного информбюро. Господа начали такие слухи распускать, а то бы резервисты старую границу не перешли. Знаем мы их! Великую Финляндию создают! Такие горячие головы, аж опилки парятся.

– «Чухна» создает великую державу, хи-хи. Она рвется вперед. Наши лесные воины покажут, что такое финский характер. И наша отважная «лотта» поддерживает наших ребят, хи-хи.

– Хм-м… Сказал бы я…

Вызванный переходом через границу душевный подъем на этом угас, и путь продолжался в молчании.

Неожиданно марш закончился раньше обычного, и на ночлег остановились на берегу поросшего молодым леском ручья. Поев, все поспешили опустить ноги в холодную воду. Кто-то собрался было поплавать, но вода едва доходила до колен. Впереди слышались артиллерийские залпы, перемежающиеся приглушенным и отдаленным треском пулеметов.

– Вот опять, ребята. Нас поджидают.

– Еще бы. И дорогу нам прокладывать. – Сихвонен стирал портянки, стоя с закатанными брюками в ручье. – Вон Бекас шагает. Ничего хорошего теперь не жди.