Неизвестный СССР. Противостояние народа и власти 1953-1985 гг.

Тема враждебных «других» — коммунистов, «начальников», представителей других национальностей и т. д., которые не дают жить «нам», которые ответственны за все зло этого мира, иногда отдавала отвратительным запахом кондового антисемитизма. Встречались среди уголовников и маргиналов (и не только среди них) совершенно патологические антисемиты, строившие свою «картину мира» на образе «зловредных евреев», а программу спасения видевшие в печально известном кличе дореволюционных погромщиков: «Бей жидов! Спасай Россию!». Именно эту фразу постоянно выкрикивал в пьяном виде опустившийся экспедитор 3., участник войны, награжденный орденом, исключенный из ВКП(б) и судимый в 1945 году.[203] Такое «объяснение» он нашел своей личной жизненной драме.

«Хулиганская антисоветчина» (повышенно эмоциональная и спонтанно агрессивная) наиболее близка к интересующим нас «антисоветским выкрикам» во время массовых беспорядков. Люди, способные на более сложные, неспонтанные, не имевшие антисоциального характера «цивилизованные» формы протеста от написания анонимных трактатов и писем до создан и» подпольных кружков, групп и организаций, имели более рациональные мотивы, иную логику рассуждений, более организованное речевое поведение и в волнениях городских маргиналов не участвовали. А обычные городские обыватели (нормальные, более или менее довольные своей жизнью люди), даже если им и свойственно было мифологическое восприятие действительности, еще достаточно зависели в 1950-е гг, от коммунистической мифологии, действие которой многократно усиливалось тотальной пропагандистской обработкой. Для того, чтобы такие люди втянулись в волнения городских маргиналов и даже поддержали их против милиции, должна была произойти либо вопиющая политическая ошибка, либо очевидное злоупотребление властью. Сохранявшиеся среди населения СССР романтические мечты о светлом коммунистическом будущем и настоящем и создававшие психологическую основу стабильности режима, становились тогда мотивом агрессии, а попранная справедливость (действительно или мнимо — в данном случае значения не имело) превращала городских обывателей в пассивно сочувствующую либо даже активно действующую толпу, которую вели за собой маргиналы. В этом смысле, как это ни парадоксально, прагматический цинизм и деградация «коммунистической мечты» в 1970–1980-е гг. создавали гораздо меньше возможностей для вовлечения городских обывателей в беспорядки. Они приспособились к власти и ее несправедливостям, знали действительную цену ее мифам и совершенно не собирались рисковать собой ради легенды о «настоящем коммунизме».

Глава 3 «Целинный синдром». Массовые беспорядки молодых рабочих в Темиртау (1959 г.)

Социальный и полицейский кризис на целине и в районах нового строительства

В 1950-х гг. был продолжен начатый при Сталине процесс широкого и амбициозного промышленного строительства в неосвоенных и малонаселенных районах страны. Одновременно хрущевское руководство, испытывавшее значительные трудности с продовольственным снабжением городов и нуждавшееся в «быстром хлебе», приняло решение о форсированном освоении целинных и залежных земель (Алтайский край, Казахстан). Сохранив верность сталинским «стройкам коммунизма», по крайней мере, некоторым, дополнив их новыми проектами, к тому же надолго увязнув на целине, коммунистические лидеры столкнулись еще с исчерпанием прежних источников дешевой рабочей силы, распадом и кризисом сталинской системы принудительного труда.