Неизвестный Сталин

В СССР Особое Совещание при народном комиссаре внутренних дел СССР было учреждено Постановлением ЦИК и СНК СССР от 5 ноября 1934 года. ОСО появилось в комплексе законодательных актов при реорганизации ОГПУ в НКВД. НКВД был более крупной организацией, и аппарат ОГПУ стал его частью, Главным управлением внутренней безопасности. Особое Совещание для быстрого и заочного рассмотрения дел формировалось из пяти членов: самого наркома или его первого заместителя, начальника милиции, Генерального прокурора или его заместителя и двух других членов. Советское Особое Совещание обладало не только правом ссылки и высылки на срок до 5 лет, но также и правом заключения в исправительно-трудовые лагеря на срок до 5 лет. В условиях начавшегося в 1937 году террора ОСО получило право лишения свободы на срок до 8 лет.

Через ОСО, без судов и даже без следствия, отправили в ссылку и в лагеря членов семей «врагов народа», «социально опасных» бомжей, бывших дворян, выселяемых из Ленинграда и Москвы. ОСО утверждало списки. Поскольку потоки арестуемых были слишком большими, Особые Совещания были также созданы при наркоматах внутренних дел союзных республик, а иногда и в областях, причем они стали просто «тройками», состоявшими из трех лидеров республик — первого секретаря КП(б), Генерального прокурора и начальника милиции или республиканского наркома внутренних дел.

Республиканские и областные ОСО исчезли в 1940 году. В начале войны постановлением Государственного Комитета Обороны от 17 ноября 1941 года Особому Совещанию при НКВД, если оно заседало с участием прокурора, было дано право выносить любые меры наказания, вплоть до расстрела. Но эти чрезвычайные полномочия ОСО при НКВД сохранились и после войны[536]. С июля 1950 года ОСО МВД и МГБ были объединены, и эта ускоренная форма «правосудия» стала монополией только МГБ (Постановление Совмина СССР от 14 июля 1950 г., № 3077–1286 сс). Это соответствовало общей политике Сталина по усилению власти МГБ за счет МВД.

Берия уже в 1953 году, вскоре после смерти Сталина, став министром внутренних дел, направил в Президиум ЦК КПСС записку «Об ограничении прав Особого Совещания». Он отмечал, что после окончания войны и до 1953 года права ОСО не сокращались, а наоборот, расширялись. «Такое положение приводило к тому, что бывшее Министерство государственной безопасности СССР, злоупотребляя предоставленными широкими правами, рассматривало на Особом Совещании не только дела, которые по оперативным или государственным соображениям не могли быть переданы на рассмотрение судебных органов, но и те дела, которые были сфальсифицированы без достаточных оснований»[537]. Берия в этой записке предлагал не упразднить ОСО, а лишь ограничить его право на вынесение любых приговоров. По его мнению, ОСО не должно иметь права лишения свободы на срок больше 10 лет. В сентябре 1953 года Президиум Верховного Совета СССР принял указ об упразднении Особого Совещания[538].

Не исключено, что сам факт того, что большинство политических дел, дел о диверсиях, шпионаже, дела о националистах и многие другие рассматривались в 1941–1953 годах не судебными органами, а ОСО, объясняет определенную атрофию способности судов к рассмотрению таких дел в открытом или закрытом заседаниях. Следователи в случаях проблем с доказательствами вины могли почти всегда рекомендовать направление законченного дела не в суд, а в ОСО, где оно гарантированно «проходило» в общем списке в 100, 200 или 500 и больше обвиняемых. Большинство людей в СССР о существовании Особых Совещаний не знало и даже не подозревало. Обычные уголовные преступления рассматривались в народных судах, и их заседания обычно были открытыми.

В январе и в феврале 1953 года ни МГБ, ни Маленков и Берия, осуществлявшие в этот период контроль за всеми текущими делами, не были заинтересованы в прекращении или хотя бы в замораживании «дела врачей», так как оно было начато в июле 1951 года именно по инициативе той комиссии ЦК ВКП(б), в которую входили Маленков и Берия. Игнатьев и Гоглидзе сменили Абакумова в руководстве МГБ именно для разворачивания «дела врачей» и завершения «дела ЕАК», зашедшего в тупик. Провал «дела врачей», вполне возможный при передаче его в суд плохо подготовленным и неотрепетированным, грозил им всем катастрофой.

Но в то же время Берия и Гоглидзе, а вместе с ними, очевидно, и Маленков, очень торопились. Им нужно было завершить «дело врачей» приговорами раньше, чем будут вынесены приговоры по обширному «делу о мингрельской националистической группе в Грузии». В Тбилиси следствием по этому делу руководил первый секретарь ЦК КП(б) Грузии А. И. Мгеладзе. Как сообщил Берия уже в своей записке в Президиум ЦК КПСС от 8 апреля 1953 года, «И. В. Сталин систематически звонил в Тбилиси — непосредственно в МГБ Грузинской ССР т. Рухадзе и ЦК КП(б) Грузии т. Мгеладзе и требовал отчета о ходе следствия, активизации следственных мероприятий и представлении протоколов допросов ему и т. Игнатьеву»[539].