Неизвестный Сухой. Годы в секретном КБ

Высокое темно-серое кубическое здание гостиницы «Центральная» украшало площадь. На первом этаже было кафе, где мы завтракали перед отъездом на завод. На улице был мороз сорок градусов. Выходить не хотелось. Но выручал местный обычай. После традиционной яичницы и каши мы заказывали кофе с коньяком. Официантка приносила чашечку кофе и рюмку коньяка. Можно было коньяк вылить в кофе, а можно было его просто выпить и запить чашечкой кофе. Эффект был одинаков — на такой мороз выходить уже было не страшно.

Когда я первый раз зашел в цех общей сборки завода то увидел большое число почти собранных истребителей-перехватчиков МиГ-19П. Радиолокатор у них размещался в верхней утолщенной губе носового воздухозаборника. Им на смену и пришла наша сверхзвуковая «треуголка». В цехе уже стояли несколько стапелей, где начинали собирать нашу машину.

Вопросов ко мне было много каждый день. Одних Листков отклонения от чертежа приходилось рассматривать по нескольку. А каждый такой листок с эскизом места чертежа, где случилось отклонение, был криком о помощи. Огромное производство, десятки тысяч людей, сложное оборудование и предельные требования к точности размеров. Все это не могло работать без сбоев, человеческих ошибок, без брака. При Сталине за это сажали, сначала объявляя вредительством, а в более поздние годы — пособничеством врагу. Тогда рабочий права на ошибку не имел.

Теперь было другое время. Целая армия проверяющих каждую ответственную технологическую операцию во всех цехах завода подчинялась Главному контролеру. Он решал, стоит ли попытаться спасти бракованную деталь (и оформлять на нее Листок отклонения) или списать ее как окончательный брак. А детали были очень разные.

Самыми трудоемкими и дорогими у нас в крыле были балки и панели. Их штамповки Новосибирский завод получал с металлургических комбинатов. Балка № 2 — из самой высокопрочной авиационной стали, Очень дорогая, но ее прочность в два раза превосходит обычную сталь. Сначала балку грубо штамповали в Нижнем Тагиле. Затем ее долго фрезеровали здесь в механическом цехе. Отверстия под траверсу и подкос шасси в балке растачивались очень точно. И вот на последних операциях вдруг ломается фреза и оставляет на ребре балки выемку всего в один миллиметр глубиной. Что делать? Отправить многомесячный труд многих сотен людей в металлолом? Нет, надрез ребра гладко зачищают и оформляют Листок отклонения. На его эскизе точно показано место утончения ребра балки.

Обычно ко мне с таким Листком отклонения приходила целая делегация: технолог и контролер механического цеха, мастер сборочного цеха, который ждал эту балку, и ведущий конструктор бригады крыла СКБ. Сначала я шел в цех и смотрел на «больную». Затем просил принести мне папку с расчетами прочности этой балки. Находил фактические запасы прочности ребра и рассчитывал новые, с учетом его утончения в данном месте. Если длительная прочность балки с таким отклонением у меня сомнений не вызывала — подписываю Листок.

Я столько раз подставлял себя. А если бы после определенного числа полетов в месте зачищенного подреза ребра балки развилась усталостная трещина, повлекшая разрушение балки, крыла и катастрофу самолета? По моей подписи меня вычислили бы очень быстро. Нет. По молодости лет я тогда совершенно не думал, что меня могут посадить. Я думал только об успешном продвижении нашей новой машины и делал все возможное для этого. Наверное, поэтому в морозную Сибирь и посылали таких молодых конструкторов, как я, которые не ведали страха ареста за технические недосмотры.

Новосибирский оперный театр — знаковое сооружение предвоенной жизни города. Его полукруглая махина венчает центральную площадь. Темно-серая краска здания в морозной дымке придавала ему какую-то зловещую мощь. Однажды, через несколько лет, мне довелось пролетать в пассажирском самолете Ту-104 в ясный солнечный день над Новосибирском по пути в Хабаровск. Когда мы подлетали, то с высоты 11 километров было отчетливо видно, что весь город накрыт сверху полусферой серого смога. А уже пролетая над центром города, я узнал знакомые очертания оперного театра, который ясно выделялся на фоне остальных невзрачных зданий.

Внутри театр оказался очень просторным, но его интерьер не создавал ощущения приятного уюта Большого театра или его филиала в Москве. Это был идеальный зал для собрания партийного актива. И ни огромная вращающаяся сцена, ни ее разноцветные декорации, ни блестящие костюмы и хорошие голоса актеров не могли создать у меня ощущения настоящего праздника души.

Вся наша бригада представителей ОКБ трудилась с большим энтузиазмом. Все проблемы производства нашей машины решались быстро. В Москве испытали круглый носовой воздухозаборник с острой передней кромкой и радиолокатором в центральном конусе. Наша «треуголка» стала сверхзвуковой. Это еще подняло общее настроение. А тут и чертежи из Москвы пришли, и носовую часть фюзеляжа сразу запустили в производство.

Производственный экзамен конструктора