Неизвестный В.Я. Пропп. Древо жизни. Дневник старости

У нас тут рай. Ты у нас был. Тут можно и отдыхать, и работать. Надеюсь, что и Ты пишешь и чем-нибудь порадуешь нас. С Мишей все то же. Опять поднялась температура. Луиза выхлопотала ему дефицитное американское средство, которое выдают только через Наркомздрав. Она собрала все документы, ездила в Москву и достала это средство. По субботам мы с Елизаветой Яковлевной на 2–3 дня приезжаем в город, а Луиза приезжает сюда. Миша каждый день получает из дому качественную пищу и фрукты. Эту пищу надо готовить дома и потом нести ему. Я только удивляюсь, откуда у Елизаветы Яковлевны берутся силы. Что до меня, то силушки у меня половинушка.

Тут собралось три мальчика (все трое Андрюши), а значит, шум, а также опасности для жизни увеличиваются в три раза.

У меня великолепный цветник – небывалые настурции, а у Елизаветы Яковлевны великолепный огород. В большом количестве быстро наливаются помидоры – предмет зависти соседей по даче. У нас свой лук, горох, укроп, сельдерей, своя морковь, петрушка, свекла (борщ!). Елизавета Яковлевна оказалась прекрасной огородницей, с увлечением полет и поливает.

Вот видишь, какая прозаическая жизнь! Но в ней своя поэзия.

Я мысленно вижу Тебя перед собой и надеюсь скоро увидеть ad oculos[228]. Кланяйся Евдокии Ивановне и Татусе. Будет охота – напиши о себе и своей жизни.

Твой Воля.

Я читаю. Стал очень разборчив. На даче выбора нет, читаю что попало. Достоевский: «Чужая жена и муж под кроватью». Как это понимать? Вдвоем под одной кроватью? Или только муж? Там, например, такая фраза: «Как я вам кажусь теперь в своем унижении, скажите откровенно?» Фу! Достоевского вообще давно недолюбливаю. Уайльд: «Кентервильское привидение». Чепуха. (Впрочем, комедиями Уайльда восхищаюсь.) Почему в Чехове я люблю каждую строку, каждую фразу? И значит дело не во мне и не в том, что я привередник. Гоголя могу⁷ читать по десять раз и каждый раз нахожу перлы.

Завтра с утра опять сяду за работу.

(В Тарусу) Репино, 5 авг. 1969 г.

Здравствуй, дорогой Витя!

Наши письма разошлись. Теперь я взял Твой адрес на дачу и пишу Тебе с дачи. Самая большая у нас новость – это многодневная жара. Закрыли водопровод. Воду для мытья берем из колодца, для питья – из родника (10 минут ходьбы, ходим с чайниками), а для поливки – из лесного пруда. Одним словом, нам развлечение. Ждем дождя, но пока надежд нет.

Мне очень понравилось Твое описание вашей дачи. Три комнаты – хорошо! И выставка юных и не совсем юных художников (т. е. их произведений).

О моем новом творческом замысле я пока не хотел бы говорить (из суеверия). А то начнешь рассказывать, а потом ничего не получится. Когда приедешь, я Тебе почитаю. Впрочем, чувствую, что молчать невежливо, раз уж начал. Я исследую сюжет змееборства в духовных стихах и иконах[229] – вот и все. Работа будет небольшая. Про себя я должен знать весь материал, а в работе можно ссылаться на отдельные типичные образцы.

Современные искусствоведы поразительно не понимают икон, не зная житий. Я обнаружил элементарные ошибки в их суждениях.

Я очень рад за вас всех (а особенно за Евдокию Ивановну), что вы избавлены от кухонных хлопот. Увы – мы этого не можем. Правда, два раза в неделю ездим в ресторан, но это далеко и дорого, да еще без конца ждать приходится, пока подадут. Меню для меня тоже неподходящее: все жаркое да жаркое и пр. <…>

Иду на почту (около 2 Уг км). Болят ноги, но моцион нужен.

Твой Воля.

(На художественной открытке: «Москва. Крыши и купола Кремля»)

5. IX.69.

Привет Тебе и всей Твоей семье из Москвы, где я сейчас дышу стариной.

Твой Воля.

Из дневника