Неизвестный В.Я. Пропп. Древо жизни. Дневник старости

Потом было еще много встреч, лекции Владимир Яковлевич о природе комического, которые несколько разочаровали меня, потому что к тому времени я уже знал классические работы Проппа – и «Морфологию…», и «Исторические корни…». На фоне этих гениальных книг странно звучали такие пугливо-охранительные публичные заявления Владимира Яковлевича, как признание категорической невозможности общенародных символов власти – национального герба, флага и т. п. – быть объектами осмеяния.

Но в моей памяти он навсегда останется ночным сказочным персонажем, дарителем-протагонистом героя, столь тщательно, пунктуально и щепетильно описанным им в «Морфологии сказки». И я уже не знаю, что было раньше – первая встреча с живым Проппом или первое знакомство с одной из лучших его книг. Иногда мне кажется, что я шел к нему на экзамен, находясь под впечатлением его ранних работ, и сам его облик возник как производное от них. Иногда я сомневаюсь в этом. Одно несомненно – мне посчастливилось хоть недолго, но побыть рядом с одним из величайших наших филологов.

В. Я. Пропп. На даче. 1960-е гг. (РО ИРЛИ, ф. 721, ед. хр. 270)

Пропп-музыкант

И. И. Земцовский

Легко предвидеть реакцию читателей, озадаченных названием этих воспоминаний: что это, невольное преувеличение автора-музыковеда или очерк написан вообще о каком-то другом Проппе? Отвечаю сразу: преувеличения нет никакого, и речь идет о том самом Владимире Яковлевиче Проппе – великом фольклористе, первооткрывателе, незабвенном учителе и друге. Преувеличения нет, но концепция – есть, и без ее объяснения мне не обойтись.

Музыкант – это не обязательно композитор, пианист или музыковед. Музыкант – это тот, кто воспринимает мир цельно, кто за видимым чувствует невидимое, кто умеет восхищаться, кто неистощим на восхищение. Музыкант – это тот, кто отдается красоте с вдохновением, растворяясь в ней нераздельно. Это человек, имеющий к тому же свой музыкальный мир – мир музыкальных предпочтений; кто имеет безошибочное чувство стиля и ритма речи, формы, поведения… Музыкальность, которую я имею в виду, думая о Проппе, не декларируется словами, но проявляется во всем, и прежде всего в мироощущении. Пожалуй, лучшее немузыковедческое определение музыканта может быть дано через личностную способность интуитивного видения множества в единичном и единого во множественности. Я имею в виду ту цельность восприятия и самореализации, для которой нет противоречия между строгим и расплывчатым. Это постоянное ощущение гармонии мира — ощущение, приносящее особую эстетическую радость («Ощущаю радость бытия», – записал Владимир Яковлевич в последнее лето своей жизни). Музыкант – это не тот, кто теоретизирует о музыке, но тот, кто живет по ее законам – по законам гармонии. Собственно, красота научных открытий тоже подчиняется законам гармонии – будь то обнаружение одного закона построения всех волшебных сказок или принципа их исторического обоснования. Эти законы и принципы не только убеждают; они – восхищают,

В одном из рождественских писем ко мне Владимир Яковлевич сформулировал нечто очень важное. Вот фрагмент этого письма 1965 года: «Я сейчас ничего не пишу, хотя планов и заготовок много. Не хочется даже заставлять себя что-то делать, хочется только отдыхать. И тем не менее хожу счастливый. Для чего я живу? Я скажу Вам для чего – я живу, чтобы восхищаться. И я восхищаюсь тем, что вокруг меня великого и прекрасного – а его много, начиная с края земли из моего окна (“и тихо край земли светлеет” – Пушкин) и кончая выставкой картин из Лувра. Я набрел на B-dur-ное скерцо Шуберта. Его нужно проиграть не менее ста раз, чтобы понять, как это хорошо. Вы как-то говорили, что каждая песня имеет свой подтекст. Так вот, музыка тоже имеет свою “подмузыку”, и в ней-то все дело, а талантливость в составлении звуков сама по себе еще ничего не говорит».

Природа, живопись, музыка; содержание и анализ; понять не видимый текст, но невидимый подтекст; «понять, как это хорошо» – то есть понять не искусство «составления звуков», но само звуковое искусство… Здесь все неразрывно и цельно, все – предмет «омузыкаливания» и восхищения этим удивительным богатством «подмузыки». «Я живу, чтобы восхищаться» – но это же читается и иначе: «Я работаю, я исследую, чтобы восхищаться и понять, как это хорошо».

Восхищение как стимул и итог исследования. От непосредственного восхищения феноменом – к доказательному восхищению его искусством. Эстетическое и аналитическое наслаждения у творческих личностей – у музыкантов – часто совпадают, хотя это и разные по природе наслаждения.