Некама

Еще одна вещь, к которой трудно было привыкнуть — это одежда. В кибуце все было просто: и мальчики, и девочки ходили в одинаковых холщовых костюмах, летом — легкие футболки и сандалии на босу ногу. И все. Зимой, когда было холодно (хотя какие там холода-то у них в Израиле? С московскими не сравнить!), вместо шорт появлялись плотные широкие штаны. И, собственно, никто никакого неудобства от этой общей «униформы» не испытывал.

Однако тут все было по-другому, и это был тихий ужас! Неважно, что у тебя крепкая девичья грудь, а соски смотрят вверх — надо было обязательно носить неудобную сбрую под названием «бюстгальтер». Пока все крючки на спине застегнешь — семь потов сойдет. Да и толку-то, если его предназначение поддерживать молочные железы, а грудь и так стоит. Но так положено. Иначе неприлично, и ты автоматически превращаешься в неприличную и доступную женщину. Ну не дурь? Дурь. Но таковы здешние правила.

Ладно бы одно это. На талии затягивалась чудовищная пыточная конструкция, называемая «дамский пояс». К нему особыми застежками притягивались чулки, причем хорошим тоном считалось натянуть чулки туго-претуго. Как говорили местные девочки, цитируя своих мам, «лучше две морщины здесь — показывали на лоб — чем одна здесь» — показывали на колено. Чем это лучше — для Леи оставалось загадкой. Но таковы здешние правила. И если с шелковыми чулками было более или менее ясно, то как можно было без морщин натягивать хлопчатобумажные плотные чулки в рубчик — вообще непонятно. Уродливо донельзя!

Но и это не все. Сверху на все это надевалась тонкая батистовая (а лучше — шелковая) рубашка, которую называли «комбинация». И только потом — платье. Про осень и зиму с пальто и шляпками вообще лучше не вспоминать… И эти ботики, которые надевались на туфли, или какие-нибудь теплые ботинки — ужас! Лея старалась поменьше выходить из здания, хотя, конечно, это было глупо — Москву посмотреть стоило. Даже в чудовищную и липкую жару, которой славилась столица СССР. И в зимнюю слякоть, от которой было некуда деваться, когда обувь покрывалась белесыми разводами от снега и соли, которой этот снег зачем-то посыпали. Вся эта сбруя на теле становилась мокрой от пота, даже зимой — в помещениях немилосердно топили, и, заходя с морозного воздуха в жаркую комнату, Лея с отвращением чувствовала струйки, ползущие по спине. Так что часто вместо московских красот Лея мечтала добраться до душа, который был почему-то один и в конце коридора. И как в этом во всем можно жить не год, не два, а всю жизнь? Невероятно.

С другой стороны, платье — это, конечно, красиво, особенно если у тебя тонкая талия, такая как у Леи. А модно в этом летнем сезоне как раз все затянутое в талии до упора. Для пышности под юбку-колокол поддевалась еще нижняя юбка — и со всей этой конструкцией девочки выходили гулять. Представляете? То, что для Леи было пыткой, для них было в порядке вещей. Полные девочки еще поддевали сбрую под названием «грация», чтобы затянуться до остановки дыхания и хоть как-то обозначить талию. Ужас, в общем. Лея тосковала по военной форме, к которой быстро привыкла, по своим шортам с карманами, но так здесь не ходил никто. Мало того, тут и в брюках-то женщине появляться считалось не совсем приличным. Хочешь не хочешь — а надо вбивать тело в платья. Все это была глупая и неудобная одежда, непонятно зачем придуманная. Из-за нее процесс утреннего одевания затягивался, особенно если Ашер не уходил сразу с утра. Тогда Лея его из комнаты выгоняла, но все равно торопилась, так что крючки застегивались криво, чулки перекручивались, платье топорщилось, и девушка злилась на все сразу, чувствуя себя некрасивой и от этого — неуверенной.

Она раньше боялась спать с ним в одной комнате. Иногда целую ночь не могла заснуть — вдруг в голову этому молодому мужчине придет какая-то непристойность? Но Ашер никаких поползновений к поруганию ее чести не делал, и она успокоилась. Впрочем, по здравом размышлении Лею даже задевало, что она никакого желания у него не вызывала. Слава богу, конечно. Но лучше бы он робко присел на край ее кровати, взял за руку и попытался поцеловать. А она бы ему ласково, но твердо сказала, что их отношения не могут быть никакими другими, но только дружескими. Он, конечно, очень славный и симпатичный взрослый мужчина, но у них ничего не может быть. И он бы смутился.

Но этот паразит ничего подобного не делал, просто заворачивался в одеяло, отворачивался к стенке и через минуту тихо сопел. А иногда еще и храпел. Ну не обидно ли?!

Однако всему приходит конец, пришел он и этой скучной жизни. В один прекрасный день Ашер вернулся с «охоты», как он это называл, веселым чуть больше, чем всегда, и радостно сообщил по-русски (теперь они общались по-русски, практиковались, да и логично было — с чего бы вдруг литовцы стали говорить друг с другом на английском или иврите?):

— Ну все, Лея Наумовна! Кончилось ваше комфортное житье! Мы с вами, девушка, отправляемся в поход на турбазу Убинскую, Краснодарский край.

— Турбазу? — изумилась девушка.