Некама

Пока собрались, пока уложились — было уже поздно. «Расслабились ребята, — недовольно пробурчал Сорокин. — Как можно выходить на маршрут после полудня? Вообще уже распустились! Вы туристы или кто? У нас не увеселительная прогулка, а четко продуманный туристический поход по заранее проложенному маршруту. Так что — чтобы это было в последний раз»! Все радостно закивали, ну да, конечно, в последний раз, кто бы спорил?! Перед выходом теперь уже Гуся всех задержал: решил построить лабаз, сбросить туда не самые нужные при восхождении вещи, чтобы идти дальше налегке. Рустик со вздохом положил в снежную яму гитару, спустив струны, чтобы не полопались — пару вечеров попоем а-капелла. Туда же в яму скинули лишние продукты, всякую мелочевку, которая, были уверены, точно не понадобится.

Пока балагурили, да толкались, да фотографировались — погода испортилась. Небо затянули серые тучи, ни с того, ни с сего поднялся ветер, принесший колкие крупинки льда. Вышли на маршрут, натянув капюшоны, завязав все завязки и застегнув все пуговицы, но когда вышли из леса на открытое пространство, тут уж пришлось идти чуть ли не до земли согнувшись, чтобы укрыться от ветра, который с каждой минутой становился все сильнее. И дул, паразит, прямо в лицо студентам, замедляя и без того не быстрое скольжение лыж. Через пару часов стало понятно, что ни о каком восхождении не может быть и речи: резко начало темнеть. Через час будет тьма египетская, думала Зоя, вообще ничего не увидим, как будем палатку ставить?

Гуся, шедший немного впереди, поднял руку, колонна остановилась.

— Все, ребята, ставим палатку, ночуем здесь.

— На гору не пойдем? — спросил кто-то — из-за метели Зоя не поняла кто.

— Какое пойдем?! Нам бы тут успеть поставить все как положено!

— Давай через перевал на западный склон выйдем, — предложил Серебров. — Там мы хоть от ветра укроемся, и там лес, не так холодно.

— Идти через перевал — время терять, — решительно сказал Гуся. — В темноте не будем палатку ставить. Давайте тут отабориваться, пока хоть что-то видим.

Даже сквозь снежный туман было видно, что Сереброву очень не понравилось решение лидера.

— Боюсь, Игорь, что мы потом сильно пожалеем о таком решении…

— Пожалеем или нет — меня не волнует! — резко ответил Сорокин. — Я руководитель похода, я несу ответственность за все, что тут происходит, и я же отвечу за свои решения. Это, надеюсь, все усвоили? А теперь — палатка. Объявляю холодную ночевку!

Ну вот, расстроилась Зоя. Так всегда. Стоит кому-то усомниться в гении Гуси, как он тут же делает всем еще хуже. Ну какая ночевка в такую погоду без печки? Главное, что из леса даже дрова с собой прихватили, чтобы печку разжечь, а он решил власть употребить, вот же какой! Какая еще холодная ночевка в этой ветхой, постоянно расползающейся от старости палатки, сшитой когда-то давно из двух и трещавшей по швам. Теперь всю ночь будем трястись от холода. И горячего не поедим…

Впрочем, возражала Зоя сама себе, по правилам похода высшей категории один черт надо было когда-то устроить холодную ночевку. Но почему сейчас-то? Можно было дождаться погоды получше. Да он просто ревнует к Сереброву, усмехнулась она про себя. Тот старше, опытней, ребята ему симпатизируют, он мог вполне быть лидером группы, а Гуся не хочет ни с кем делить ни власть, ни симпатию. Ну и бог с ним.

Стынущими, не сгибающимися руками разровняли площадку, кинули на нее лыжи креплениями вниз, воткнули палки для растяжки. Заканчивали уже в полной темноте, подсвечивая фонариками — у Гуси был китайский круглый фонарь, а у Сереброва армейский трехцветный. Ну цветастость его была ни к чему, а вот то, что быстро садилась батарейка, было серьезной проблемой.

Наконец-то забрались в палатку, попили из фляжек холодное утреннее какао, решили перекусить хлебом с салом. Палатка под ветром ходуном ходила, тряслась так, что казалось вот-вот расползется на части, в щели и незашитые дыры задувало холодом, но ребята все равно стащили с себя лыжные ботинки, вынули из рюкзаков кто тапочки, кто валенки. Ботинки выставили у края палатки, заодно его и придавив. Все равно к утру они так задубеют, что придется отогревать, прежде, чем обуть, так и так надо будет костер развести.

Егор своим финским ножом нарезал сало на тонкие пластинки, Люба доставала из холщового мешочка сухари, когда на палатку что-то рухнуло, пошатнув ее, чуть не сдвинув с места. Затем еще и еще.

— Лавина! — страшным голосом завопил Серебров. — Лавина! Бежим!

Егор, как был, полоснул скользкой от сала финкой по брезенту, но тот только подался под нажимом, не разрезал полог. Вытащил нож и Серебров, и они вдвоем с Онищенко кромсанули палатку так, что образовалась дыра, вполне достаточная, чтобы пролез человек.