Читаем Неканонический классик: Дмитрий Александрович Пригов полностью

Неканонический классик: Дмитрий Александрович Пригов

Евгений Добренко , Илья Владимирович Кукулин , Мария Львовна Майофис , Марк Наумович Липовецкий

Объектом манипуляций становятся не только идеи, слова, собственное имя (псевдо-псевдоним Дмитрий Александрович Пригов),но также и читатели, и критики: всякий, кто говорит, что тексты Пригова примитивны, косноязычны, бессмысленны и не имеют отношения к поэзии, занимает место, назначенное инсталлятором-режиссером.

Автор (или псевдоавтор) провоцирует каждый из этих объектов обнаружить свои свойства вне привычных для этого объекта конвенций, что дает право и на прочтение текстов самого Пригова за пределами конвенций его литературной среды и концептуалистско-постмодернистских установок (не игнорируя этих установок, но внеполагая их).

Рассмотрим словесные инсталляции Пригова в историко-лингвистическом контексте — с преимущественным вниманием к тому, как Пригов изображает постоянное и неизбежное в языке ослабление исходного значения слова, иногда до полной утраты смысла.

1

Первой стадией концептуализма был соц-арт, сделавший основной мишенью концептуалистских насмешек как язык советской идеологии, так и язык либеральной оппозиции. Поэты и художники соц-арта вели себя, как мальчик в сказке Андерсена «Голый король». Риторическое слово легко дискредитировалось, когда прочитывалось буквально:

Вот вижу: памятник Ленину в Ташкенте стоитНеужели он и здесь жил? — не похоже на видНет, скорее всего. А как умер — так и живет [660]И Дзержинский, и Маркс и прочий великий народТак думаю: и я, может бытьПока жив — нет сил жить сразу везде, а вот умру — начну жить

(«Вот вижу: памятник Ленину в Ташкенте стоит…»)

На Западе террористы убивают людейЛибо из-за денег, либо из-за возвышенных идейА у нас если и склонятся к такому —Так по простой человеческой обиде или по злопамятству какомуБез всяких там денег, не прикидываясь борцомИ это будет терроризм с человеческим лицом [661]

(«На Западе террористы убивают людей…»)

[662]

Пригов, как и многие другие авторы, предлагал задуматься о смысле сакрализованных высказываний, как, например, в следующем тексте из большой серии «Банальные рассуждения»:

Жил на свете изуверВешал, жег он и пыталА как только старым сталЖжет его теперь позорА чего позор-то жжет? —Ведь прожил он не бесцельноЦель-то ясная виднаЗначит тут нужна поправка:жизнь дается человеку один раз и надопрожить ее так, чтобы не жег позор загоды, прожитые с позорной целью.

(«Банальное рассуждение на тему: жизнь дается человеку один раз и надо прожить ее так, чтобы не жег позор за бесцельно прожитые годы»)

[663]

Критике подвергались не только автоматически воспроизводимые и проходящие мимо сознания советские идеологемы, но и любой художественный образ, освященный традицией, со своей моралью, принимаемой на веру:

Так во всяком безобразьеЧто-то есть хорошееВот герой народный РазинСо княжною брошеннойВ Волгу бросил ее РазинДочь живую ПерсииТак посмотришь — безобразьеА красиво, песенно

(«Так во всяком безобразье…»)

Язык с его художественными и собственно языковыми метафорами, фигурами речи, привычными гиперболами, идиомами предоставлял и продолжает предоставлять неисчерпаемый материал для концептуалистского обозрения:

Я маленьким был мальчикомИ звали меня зайчикомНо вот однажды забежалВо двор к нам зайчик настоящийИ все закричали: зайчик! зайчик! —Но ты так строго вдруг сказала всем:— Вот зайчик настоящий! — и указала на меняЯ даже побледнелТы помнишь, мама

(«Я маленьким был мальчиком…»)

Перейти на страницу: