Неканонический классик: Дмитрий Александрович Пригов

Здесь выставляется на обозрение не только слово зайчик,но и слово настоящий.Дело в том, что настоящим нередко называют именно не настоящее, а метафорически поименованное, например, о резвом годовалом ребенке могут сказать, что он «настоящий бандит», о пасмурной погоде в мае, что это «настоящая осень»: слово настоящийво многих контекстах выполняет единственную функцию эмоционального усилителя значения.

Разрыв между словом и реальностью наглядно представлен таким псевдоэтимологическим манипулированием:

И даже эта птица

козодойЧто доит козна утренней заре
Не знает отчего так на заре
Так смертельно, смертельно пахнет резедой

И даже эта птица

воробейЧто бьет воровна утренней заре
Не знает отчего так на заре
Так опасность чувствуется слабей

И даже эта травка

зверобойЧто бьет зверейна утренней заре
Не знает отчего так на заре
Так нету больше силы властвовать собой

(«И даже эта птица козодой…»)

[664]

Название птицы козодойсвязано, вероятно, с мифологическим представлением о том, что у козы появляется молоко с кровью, когда под ней пролетает эта птица и сосет молоко (однако чаще это поверье связано с ласточкой или сорокой) [665]. Слово воробей— не двухкорневое и к ворам не имеет никакого отношения [666], однако в народной этимологии воробей сам предстает воришкой. Название травы зверобойимеет много объяснений разной степени достоверности [667]. Наиболее убедительна версия В. Б. Колосовой, которая считает, что такое название — результат народной этимологии: это же растение с отверстиями и пятнами на листьях называется в украинском языке дыробой,в белорусском — дзиробой,в польском — dziurawiec [668].

Независимо от этимологии слов, ни козодой, ни воробей, ни зверобой не связываются в современном сознании с доением, воровством и битьем. Слова вызывают недоверие, и, вместе с тем, такие слова проявляют тенденцию управлять сознанием, порождая народную и поэтическую этимологию.

2

Поскольку в языке обессмысливаются не только слова, но и словесные блоки, клише, Пригов объединяет элементы разных фразеологизмов, которые, теряя прямой смысл, приобретают общее фигуральное значение:

Живешь, бывало, день за днем
И ни черта не понимаешь!
Несешься,

скачешь,гнешься, лаешьЦепным оседланным конем!

(«Бурлаки Ильи Ефимыча Репина»)

[669]

Гибрид цепного пса с оседланным конем возникает в тексте из-за того, что и тот, и другой фигурируют в сравнениях, обозначающих интенсивную и утомительную деятельность: работает как лошадьи устал как собака.В живой речи встречается немало подобных контаминаций — и оговорок типа Наши успехи растут как на грибах (растут как грибы+ растут как на дрожжах)и почти вошедших в язык нелепых оборотов типа это не играет значения (не имеет значения+ не играет роли).Все это происходит потому, что слово, автоматизируясь в речевых клише, утрачивает собственное значение.

Изображая стереотипы сознания, Пригов неизбежно попадает в те сферы существования языка, где формульность являлась безупречно авторитетной основой текстопорождения. Такой сферой, прежде всего, является фольклор.

Сочиняя тексты от лица занудливого ментора, для которого «повторенье — мать ученья», Пригов строит их из демонстративно избыточных элементов, в частности, тавтологических сочетаний, как, например, в следующем тексте, где он, вероятно, пародирует известную фразу из доклада Л. И. Брежнева «Экономика должна быть экономной» [670]— высказывание, превращенное советской пропагандой в идеологическое клише:

Где бежит там

вода водянаяТам и каменный каменьлежитЗверь звериныйна лапах бежит
С него капает кровь кровянаяОн ложится под древом древеснымЗакрывающийся —
глаз закрыт
И уже он на небе небесномЧеловеком парящим парит.

(«Где бежит там вода водяная…»)

[671]