Нехитрая игра порока

– Ладно, не оправдывайся, я все понимаю. Теплые тапки возьми, не эти шлепанцы – первый этаж все же, по ногам свищет от двери, – она кивнула на меховые чуни. – Тянет домой-то?

– Спасибо, – пролепетала я, облегченно вздыхая. – Тянет, Нина Андреевна, угадали.

– Тут и гадать нечего. Вон Виталий мой, пожилой уже мужик, а тоже в места, где я его родила, вдруг потянуло. Хотела с ним, да побоялась – на машине поехал сам, без водителя. Без ночевки. Я так уже не выдержу.

– Далеко? – Я сделала вид, что впервые об этом слышу.

– Ростов-на-Дону. Ему десять лет исполнилось, как мужа сюда перевели. Как не хотел уезжать от друзей своих дворовых! С Саньком Губиным до сих пор не разлей вода. Да, что я все о нем. Как следствие продвигается? Суд скоро? Парнишка этот убил, что тогда здесь ошивался? На тебя похожий? – Она вдруг лукаво подмигнула. – Да видно сразу, Гиржеля отпрыск!

– Я не знаю, кто на самом деле убил, Нина Андреевна, – получилось уж как-то отчаянно, почти что со слезами в голосе. – Лучше бы, конечно, чтобы не он…

– Ох, наследил Мишка по всей стране! Где еще его отпрыски обитают? Не удивлюсь, если и во время святых скитаний еще деток заделал, с божьей-то помощью. Что его понесло от мирской жизни в монастыри да храмы? Грехи замаливать?

– А вы давно в курсе, что он не пропадал, а целенаправленно посещал святые места? – осторожно спросила я.

– Нет. Виталий рассказал как-то летом, что Мишка, мол, у храма подаяние просит. Столько лет пропавшим числился, похоронить успели, а он, оказывается, молиться ездил. Удивлялся еще – действительно сдвинулся на религии Гиржель, не притворяется.

– А зачем вы мне звонить собирались, Нина Андреевна? – вроде как спохватилась я.

– Собиралась, – она на миг помрачнела. – Загадка одна нарисовалась, а разрешить ее не могу. И касается она твоего Карима непосредственно. Ну и теперь тебя, конечно. Обнаружила я вчера любопытную тетрадочку у сына в кабинете. Запрятанную глубоко за книжки! Как она туда попала, не знаю. Только раньше я ее не видела, хотя убираюсь у него регулярно сама – не пускаю туда соцработницу, Виталий против. Сейчас принесу, подожди.

Почему я в этот момент подумала о портрете Рании?

Тетрадка была обычной школьной, страницы плотно исписаны размашистым почерком Карима. На прозрачной обложке четко отпечатались следы скотча. Как раз на углах. Как если бы она была прикреплена полосками к обратной стороне портрета. Да точно там она и была, я в этом не сомневалась ни на миг. Вопрос: когда Таранов (а кто же еще?) ее обнаружил? С чего он вообще полез за раму? Что искал? Хотя понятно, что именно, – диктофон.

– О чем задумалась? – Нина Андреевна смотрела с подозрением. – Или знаешь об этой тетрадочке? И о том, что в ней?

– Впервые вижу. Вы читали?

– Каюсь, открыла, первые страницы прочла. Сказка об арабской принцессе Рании. Или правда Карим для тебя писал? Историю семьи, – голос Нины Андреевны дрогнул.

– Наверное. Рания – его мама, я когда-то просила рассказать о ней. Вы видели портрет? – осторожно спросила я, внимательно глядя на Таранову.

– Тот, что в спальне? Один раз, давно уже.

– Карим говорил, сказка эта с печальным концом. Да?

– Что же веселого – умереть в молодости. Прочтешь сама. Мне-то дочитывать на кой? Ваша история, да и глаза уж не те… Я вот чем озаботилась: откуда эта тетрадь взялась в нашем доме? Карим Виталию отдал? Зачем бы ему? Вот в чем загадка, – быстрый взгляд, которым наградила меня Нина Андреевна, насторожил – мне показалось, ответ на эти вопросы у нее есть, она просто проверяет мою реакцию на сказанное.

«Никакой загадки тут нет. Ваш сын – убийца и вор, вот и вся правда. И тетрадочку попросту спер из квартиры Карима. После того как перерезал ему горло! Он сам или его подручный!» – подумала я со злостью.

– Незачем так переживать, Нина Андреевна. Я уверена, Виталий Алексеевич вернется и все объяснит, – как можно спокойнее произнесла я. И, начисто забыв, о чем мы договаривались с Фирсовым, поторопилась к выходу.

Глава 42

Я поднялась в квартиру Карима, где меня уже ждал Иван. Пока я общалась с матерью Таранова, он незамеченным вошел в подъезд, открыв дверь магнитным ключом со связки Карима, которую полиция изъяла при первом осмотре квартиры.

Подкатывал уже ставший привычным в последние дни приступ, шла я по лестнице, почти теряя силы, а в квартиру и вовсе ввалилась полутрупом: ноги дрожали, обзор закрывала мутная пелена, но сумку, полушубок и тетрадку я держала, крепко прижимая к груди.

– Мать моя, Ася, да ты вся зеленая! – Фирсов не дал мне упасть, подхватывая на руки. – Да брось ты все, потом подниму! Вцепилась в свою драгоценную шубейку…

– Там тетрадка…

– Да хоть сам Коран! – Он осторожно опустил меня на кровать. – Сейчас воды принесу!

Он выбежал из спальни, я же попыталась растереть виски ладонями – иногда помогало.

– Таблетки твои где, в сумке? Ага, нашел… на, запей! – Он сунул чашку мне в одну руку, выдавив капсулу из блистера в протянутую ладонь.