Нехитрая игра порока

Как-то поздним вечером, уже после сорока дней со дня смерти нашей, Ася, мамы Таранов сам пришел ко мне, как выразился, „с миром“. Ты была у Барковских на даче. О чем пойдет речь, я догадался сразу. Мне удалось записать его признание в убийстве Юренева – все тот же диктофон лежал в ящике горки в гостиной, где мы и расположились. Выпитая водка развязала ему язык и притупила осторожность. А начал он с того, что Лариса его пыталась шантажировать тем, о чем рассказала мне. Страшно подумать, что он с ней сделал! Единственное, о чем я так и не узнал, – где он прячет Коран. Да и у него ли он? Скорее давно продан. Вместе с содержимым».

Вот оно! Содержимое – значит, ключик-змейка все-таки что-то открывает. Я вспомнила фотографию – на вид Коран выглядел обычной старой, очень потрепанной книжкой. Никаких утолщений в переплете я не заметила. Впрочем, по паре фотографий не очень хорошего качества судить трудно.

«Таранов очень быстро напился в хлам, я с трудом отвел его на первый этаж, сдал матери. А сам задумался над реальностью его угроз. Страшно стало за тебя, и я решил, что лучшее, что могу сделать, – уехать из страны, чтобы не мозолить ему глаза. Я уже был год как знаком с Элизабет (прости, Асенька), поэтому сделал ей предложение. Да, я сбежал, ничего тебе не рассказав, потому как не был уверен, что ты со своей тягой к справедливости не наделаешь глупостей.

А теперь о главном. Я вернулся, потому что умерла Элизабет. Что бы тебе ни говорили, на самом деле она покончила с собой, хотя я пытался ее удержать от падения. Проблемы с алкоголем, а потом и с наркотиками у нее начались, как оказалось, еще до встречи со мной. Когда мы, поженившись, приехали в Беркшир, дом был уже заложен, небольшой торговый бизнес ее мужа продан. Родители Элизабет все знали, но помочь дочери не смогли. Что творилось у Элизабет в голове, когда она влезла на подоконник и открыла окно, одному богу известно…»

«И, если бы не фотографии случайного туриста, на Карима подозрение бы не пало. Впрочем, он даже не узнал, что полиция его подозревает», – успела подумать я, как услышала мелодию мобильного.

Голос Нины Андреевны был настолько слаб, что я поначалу его не узнала. «Ася, мне что-то совсем плохо, спустись. „Скорую“ я вызвала, но не успеют они, я знаю», – еле расслышала я. Мигом соскочив с кровати, я быстро набрала номер Фирсова, сообщила, что иду к Тарановой, и отключилась.

Глава 43

Дверь оказалась открытой. Я громко окликнула Нину Андреевну, чтобы понять, в какой из комнат она находится.

Слабый ответ я услышала, уже подбежав к кабинету Таранова. Его мать полулежала в кожаном кресле, держа в руках стеклянный пузырек с таблетками.

– Сядь! – неожиданно резко приказала она. – И слушай. Виталий не вернется. Сама знаешь, почему. И не смей меня осуждать, я мать. Тетрадку-то дочитала до конца?

– Не успела. Когда вы ее мне отдавали, уже знали, что сын скрылся?

– А… конечно… Игрок он, Виталька, со стажем. Везло как-то по молодости, все в плюс шло, а потом как отрезало. В долги влез. На ту войну проклятую чеченскую сам вызвался, читай – сбежал от кредиторов. А то квартиру хотел продать, но я не позволила, она на меня записана. Да и не помогло бы – а вот без своего угла остались бы точно. С войны он радостный вернулся. Все, говорит, мать – мы в шоколаде. Коробку красивую с восточным узором на стол передо мной положил, а в ней – Коран старинный. Сказал, покупателя нашел уже, тот за любые деньги возьмет. А потом, сказал, завяжу. Не обманул… только поздно уже – дел натворил: ходи и оглядывайся.

– Так вы знали, что Коран украден у Карима?

– Сначала он меня убедил, что Кораном выкупил себе жизнь один из арабских наемников Хаттаба. Поверила я сразу – шакалы, они и есть шакалы, своя шкура всегда дороже. А когда Виталий отца Макса твоего убил, правду и рассказал. Оказалось, и Коран пока у него, даже показал мне, где прячет. Не понадобилось книжку продавать – кредитор-то умер в одночасье.

– Сам? – с невольной насмешкой задала я вопрос.

– Сам, не сам… не знаю! – зло бросила старуха. – Дай воды – вон, на столе стакан.

Я подала воду и молча ждала, пока Нина Андреевна проглотит лекарство. Выглядела она жалко, я понимала, что слова даются ей с трудом, но искреннего сочувствия не испытывала.

– Тот наш разговор с Виталием подслушала Лариска, его жена. Знаешь, что любила она Карима вашего? А… прочла уже… Это ее и сгубило. Дура, зачем угрожать мужу стала?

– И ее тоже?..

– Не суй нос, куда не надо. А то главного не узнаешь. Виталия вам не достать, не вернется он в Россию. Да и нет теперь такого человека – Виталия Таранова, вот как! – она рассмеялась. – А я тут обнаружила кое-что после твоего ухода. На второй сверху полке глянь в книжном шкафу. Коран-то сын все же продал, а шкатулку, в которой тот был, оставил. Да и правда, что в ней ценного? Ну, красивая, не спорю. Ты на память себе возьми. Знаю, важно для тебя – память о Кариме. Все, бери и уходи.

– Я дождусь «Скорую», – на самом деле я была уверена, что Таранова за границу никто не выпустит.