Нехорошее место

— Потому что поджоги выдавали бы его точно так же, как и укусы. Иногда он сжигает тела, иногда — нет, а может, избавляется от них, прячет так, что их уже не находят.

Оба помолчали. Первой заговорила Джулия.

— Итак, мы имеем дело с серийным убийцей, вырезающим целые семьи, маньяком, у которого совершенно съехала крыша.

— Или с вампиром, — предположил Бобби.

— Но почему он преследует Френка?

— Не знаю. Может быть, Френк пытался вогнать осиновый кол в его сердце.

— Не смешно.

— Согласен, — кивнул Бобби. — Сейчас ничто уже не кажется ни смешным, ни забавным.

Глава 35

Из дома Дайсона Манфреда в Ирвине, набитого коллекциями насекомых, Клинт Карагиосис сквозь холодный дождь помчался домой, в Плейсентию. Жил он в бунгало с двумя спальнями под шиферной крышей, с большим, глубоким передним крыльцом и французскими окнами, залитыми в этот вечер теплым янтарным светом. К тому времени, когда он добрался до дома, обогреватель автомобиля практически высушил его промокшую от дождя одежду.

Фелина была на кухне, когда Клинт вошел через дверь, связывающую дом с гаражом. Приникла к нему, поцеловала, несколько мгновений не отпускала, словно удивлялась, что он снова вернулся к ней живым.

Она считала, что его работа чревата каждодневной опасностью, хотя он часто объяснял ей, что в основном работа эта сопряжена с частыми поездками. Причем разыскивал он факты, не преступников, шел по бумажному следу, не по кровавому.

Он, однако, понимал тревогу жены, потому что и сам очень уж тревожился за нее, не имея на то особых оснований. Во-первых, она была красавицей, с черными, как смоль, волосами, смуглой кожей, восхитительными серыми глазами. А в наш век милосердных судей по улицам бродило множество безжалостных социопатов, для которых красота женщины служила достаточным поводом для нападения. Далее, хотя компания, в которой Фелина работала на компьютере, находилась всего в трех кварталах от их дома, пройти которые не составляло труда даже в плохую погоду, Клинт волновался из-за опасности, которой подвергалась Фелина при переходе одного очень загруженного перекрестка. При чрезвычайных обстоятельствах предупреждающий крик или отчаянный вой автомобильного гудка не спасли бы ее от смерти.

Он не мог показать ей глубину своей тревоги, поскольку Фелина очень гордилась тем, что может ходить на службу и зарабатывать на жизнь, несмотря на свою глухоту. Он не хотел подрывать самоуважение жены, показывая, что не верит в ее способность справляться с любым гнилым помидором, который швыряла в нее судьба. Поэтому он каждый день напоминал себе, что она прожила двадцать девять лет, не попав в серьезную передрягу, и, следовательно, он должен сдерживать желание очень уж ее опекать.

Пока Клинт мыл руки в раковине, Фелина накрывала кухонный стол к позднему обеду. Огромная кастрюля овощного супа подогревалась на плите. Она разлила суп по тарелкам, он достал из холодильника сыр. Положила Фелина на стол и батон итальянского хлеба с хрустящей корочкой.

Он проголодался, суп был отменный, густой от овощей и кусочков вырезки, но к тому времени, когда Фелина опустошила свою тарелку, Клинт успел съесть лишь половину, потому что часто прерывал еду, чтобы поговорить с женой: Фелина не могла читать по его губам, если он одновременно ел и разговаривал. А ему хотелось не столько есть, как рассказать о событиях прошедшего дня. Она наполнила свою тарелку, долила супа и в его.

За стенами их маленького домика Клинт не слишком отличался разговорчивостью от камня, но в компании Фелины мог бы конкурировать с ведущим ток-шоу. И он не просто болтал, а с удивительной легкостью входил в роль блестящего рассказчика. К примеру, умел так рассказать анекдот, чтобы Фелина отреагировала на него по максимуму, потому что ему нравилось наблюдать, как жена смеется, как ее глаза широко раскрываются от изумления. В жизни Клинта она стала первым человеком, чье мнение имело для него значение, и ему хотелось, чтобы она воспринимала его умным, красноречивым, остроумным и веселым.

На начальном этапе их взаимоотношений он задавался вопросом, не является ли глухота Фелины тем фактором, который позволял ему открываться перед ней. Родившись глухой, она никогда не слышала ни единого слова, а потому и сама не научилась говорить ясно и четко. Она реагировала на рассказ Клинта (и потом собиралась рассказать ему о том, как прошел ее день) языком жестов, который он выучил, чтобы понимать жену. Поначалу он действительно думал, что именно ее врожденная глухота обусловила его желание делиться с ней самым сокровенным, поскольку она уже никому ничего не могла рассказать: по части неразглашения секретов разговор с Фелиной практически не отличался от разговора с самим собой. Но со временем Клинт понял, что рассказывает ей все не потому, что она глухая. Он хотел, чтобы она разделяла с ним каждую мысль, каждый поступок (и она делилась с ним своими мыслями и делами), из-за того, что просто ее любил.