«Нехороший» дедушка

Он прошел мимо нас, мельком глянув, и вдруг кивнул генералу. Тот тоже кивнул, и даже чуть икнул от неожиданности. И тут же уткнулся своим перегаром мне в ухо, сообщая, что это заместитель такого-то министра – говорил так быстро, что я не разобрал какого. У него сынок, видимо, тут лежит. Сынок непростой – Пятиплахов шумно сглотнул слюну – лидер одного весьма своеобразного молодежного движения. Собрал ненормальных и срывает разные официозные сборища. Одно время это даже кое-кого веселило. Парень с остроумием, не то что этот туповатый и гнусавый Лимонов. А недавно рехнулся и сжег дачу отца. Глаза Пятиплахова горели странным воодушевлением, чем-то он был очень порадован в тайных изгибах генеральской души.

– Прошу вас, – сказала секретарша.

Модест Михайлович встретил нас, держа у виска трубку телефона и кисло улыбаясь, и было непонятно, к чему относится эта улыбка – к нашему визиту или к телефонному сообщению.

Он меня узнал, но не выразил восторга. Опять господин журналист приехали и вот генерала сюда привезли – и, кажется, пьяненького. Что же мне с вами делать, упорный вы мой?

Мне было неловко, я даже растерялся. Собирался быть зрителем при сцене бурной атаки большого комитетского чина на оборонительные порядки сомнительного приватного заведения, а буду вынужден сам работать первым номером. Как я не люблю таких ситуаций! Что было делать? – начал мямлить.

Модест Михайлович усадил нас к своему наркомовскому столу и, играя выключателем кремлевской лампы, легко, даже небрежно отбивал мои плохо подготовленные наскоки.

– Вашего Ипполита Игнатьевича я выгнал. Старик здоров, насколько может быть здоров такой старик. Одно время было у него что-то вроде шоковой реакции, потом он какое-то время пытался нас дурачить, но дурачить нас долго, поверьте, невозможно. Потом он украл телефон у одного нашего сотрудника.

– И вы выгнали больного человека… – попробовал я обострить.

– Повторяю: он здоров, здоровее нас с вами. Надо знать породу этих сталинских соколов. Нервы – стальные проволоки, простата – как у гимнаста…

– Он честный человек, он позаимствовал телефон, чтобы сообщить мне…

Директор грустно и устало улыбнулся:

– Давайте оставим это.

– Но вы же знаете его историю. Жена под колесами, непосредственно вслед за этим – два необъяснимых несчастья, потом – подполковник Марченко.

– И подполковник уже не у нас.

– А где?

– Там, где ему и положено быть – в туберкулезном санатории. А мы здесь по преимуществу заняты нервными недугами.

– И переезд прошел благополучно?

– ? – Директор меня не понимал.

– Я имею в виду, никакой самосвал не врезался в его машину?

Модест Михайлович насупился. Мне и самому было понятно, что я веду себя странно.

Удивительнее всего было молчание генерала. Пару раз я покосился на него, он сидел набычившись и прищурившись. Копит силы для неожиданного удара? Но напряжение в нем чувствовалось. Пару раз его правая рука делала резкое непроизвольное движение, будто прихлопывая что-то на зеленом сукне.

– Но тогда вы сами себе противоречите, – продолжал я из последних сил. – У Ипполита Игнатьевича был как раз такой нервный, я бы сказал, психический случай. Зачем его было гнать?

Модест Михайлович кивнул. Снял трубку, с извиняющейся улыбкой набрал номер, мучительно поморщился, услышав оттуда что-то неприятное, продолжил:

– Он – да, психопат. Шизоидная психопатия. Странности характера очень усугубились с возрастом. Его правдолюбие превратилось в склочность и сутяжничество. – Директор выразительно вздохнул. На секунду задумался, и опять продолжил: – Когда мы отделались пятнадцать лет назад от этого невыносимого старика, я и представить себе не мог, что когда-нибудь он снова окажется проблемой для нас. Кажется, я вам это уже рассказывал.

– Так, я понимаю, вы упорно не хотите увидеть ничего необычного в истории Ипполита Игнатьевича и подполковника Марченко. Странная ведь история. К тому же жена-то ведь погибла. И погиб майор Рудаков, как ему и предсказывалось, и Карпец, пьяный водитель. Причем здесь странности характера? Не от его странностей они погибли, не от сутяжничества.

Пятерня Пятиплахова снова рванулась на охоту вдоль по столу. Я был уверен, что если он кем-то недоволен, то мной, моей бессильной атакой.

– Жена погибла, верю, но история не столько странная, уважаемый, сколько невнятная. Кто-то, что-то предчувствовал, на кого-то почему-то наехал автомобиль, у кого-то открылся процесс в легких…

И тут вдруг внезапно выдохнул всею силой легких Пятиплахов:

– А чем вы вообще здесь занимаетесь?!

Браво, генерал!

* * *

Медсестра попросила его открыть рот, влезла в него пальцем, одетым в прозрачную резину, подвигала язык, приподняла.

– Проглотил, молодец, – ласково сказала она молодому человеку с удлиненным черепом и осторожно погладила кончиками пальцев по забинтованной руке, как бы говоря: скоро твой ожог заживет. И не только ожог. Молодой человек улыбнулся ей в ответ, как отличник, поощряемый учителем, и покорно закрыл глаза. Медсестра вышла из узенькой одиночной палаты, выключив свет и затворив за собой дверь.