Некоторые не попадут в ад

— Уже исправляем, — ответил Араб, причём последний слог слова «исправляем» был оборван: раньше отпустил тангенту — что-то отвлекло.

Понятно что: услышали ещё один выход «вундер-вафли».

Пронзая воздух, стремительная, как воплощённая злоба, она пронеслась над позициями и на этот раз прошла прямо до верхней точки параболы — а потом, гонимая чудовищной инерцией, вниз.

Разрыв, казалось, качнул «козелок».

Я смотрел куда-то туда, в сторону, откуда пришёл тугой и огромный звук, — но видел только Тайсона, волочившего козу: в момент взрыва он остановился, чуть нагнув голову. Отпечаток этого кадра вклеен в меня навек: поле, трава, грязное стекло «козелка», мёртвое животное, живой боец.

— Ко мне, что ли, — посетовал водитель тоскливо.

— Раненых возишь, у тебя и так всё в крови, — сказал я.

— То ж люди, — ответил он моляще.

— А то ж коза, — сказал я. — Сам её жрать будешь.

— Не буду, товарищ майор, — сказал он.

Я выскочил из «козелка»:

— Тайсон, давай в нашу, у него всё равно места нет. На кухню её свезём… Надо только хозяина найти, компенсировать.

До «круизёра» дошли пешком — оставалось метров тридцать.

Граф сдвинул в багажнике «эрдэшки», вещи, развернул клеёнку — у нас при себе имелась. Забросили козу.

Помчались к штабу, — у кухни, по пути, тормознули, взметнув пыль: «Э! товарищи женщины! — поварихами у нас служили сердечные и волевые молодухи. — Мясо привезли!». Ещё через минуту я был в штабе.

Сразу вперился глазами в Томича — тот кивнул мне: привет, мол; ощущения катастрофы в воздухе не витало.

— Что с первой? — спросил я.

Томич кивнул на радиста: вон, связывается.

— Ещё никакой инфы нет? — спросил я чуть громче, чем надо.

Томич поднял на меня озадаченные глаза — и вдруг понял, о чём я.

— Всё нормально, всё нормально, — в своей быстрой манере заговорил он. — Попала куда надо.

— Не по деревне? Не по нашим соседям? — спрашивал я уже напрямую.

— Нет-нет, — поспешил меня успокоить и радист тоже. — Всё нормально. Соседи очень довольны. В укропский укреп-район вроде попало.

— Мы даже туда и не целились, — сказал Томич и засмеялся.

* * *

После того, как упала вторая «вундер-вафля», ответка с той стороны сразу же затихла.

Через полчаса явился командир разведки, Домовой.

Спрашиваю: «Что там?» — он потешно изобразил, как, находившаяся чуть в стороне от взрыва, дорабатывала своё пулемётная точка нашего несчастного неприятеля: «Сначала быстро, пару очередей, — “Тыг-дыг-дыг, тыг-дыг-дыг…”, — потом вдруг сбавив ритм — “Тыг-тыг… Тыг-тыг… Тыг…”, — а затем совсем уже медленно, из последних сил: “Тыг… Т-т-ты-ы-ы-ыг…”— и брык, бай…»

«Дошло, что убиты…» — Домовой смеялся; чернявый, невысокий, похожий на цыганёнка, всегда в отличном настроении, москвич, кстати, из Люберец; недавно был ранен в ногу, месяц выздоравливал, томился, даже глаза погрустнели — «когда опять за работу…», мне всё время хотелось его шоколадкой угостить, или там салом, чтоб развеселился.

Ещё он писал стихи; но я ни разу так и не попросил его почитать вслух, чтоб не огорчаться; мне он и так нравился.

Один раз позвал его поужинать с нами: сидели я, Араб, Граф.

Домовой чуть удивлённо нас оглядывал, улыбался, посмеивался, изредка шутил; быстро съел салат, котлету, и, выждав минуту, попросился: «Пойду, товарищи командиры?» — ему было будто не по себе; он прошёл «срочку», отслужил по контракту, потом приехал сюда, — кажется, у него в крови было: нечего среди офицеров лишний раз крутиться.

Теперь Домовой выглядел счастливым.

Мы десять раз покурили; кто-то из остававшихся при кухне забавно рассказывал, как, едва рванула в небеса первая ракета, и потом прошла взрывная волна, — качнув кроны и перелистнув страницу на оставленной кем-то раскрытой книжке, — тут же местные поселковые граждане, оседлав велосипеды, поспешили из деревни вон: люди опытные, приученные к тому, что ответка может не заставить себя ждать.

Мы смеялись. Мы выглядели как циники и были циниками.

А что надо было сделать? Заранее обойти эти десять домиков и сообщить: дорогие жители, сейчас будет обстрел? Здесь едва ли не у каждого второго оставалась родня на той стороне — они б через минуту могли туда отзвониться.

(Как нам с той стороны иной раз звонили.)

Ответки всё не было.

Я включил свой телефон, который на передке на всякий случай вырубал, и он тут же замигал, задвигался: Казак.

Голос у Саши почти всегда был весёлый:

— Это вы там… шалите? — спросил он.

— Откуда вестишки? — спросил я.

— Ташкенту корпусная разведка по секрету сообщила: одиннадцать двухсотых на той стороне, только в одном укреп-районе. По признакам — ракета. Вы?

— Было дело.

— Там через посёлок «скорые» туда-сюда летают. Много раненых.

— Будут ещё новости, сообщай.

— Приедешь сегодня?

— Да, наверное. Смотрю пока.

Уже темнело; я сообщил новости комбату, тот снова засмеялся.

Вышел ещё потолкаться, подышать, посмотреть на бойцов.

Народ толпился возле штаба, все зудели, как после весёлой игры.

«Беспилотник!» — подметил кто-то; я поднял голову вверх, — да, нас пасли.

Из штаба на улицу выскочил комбат:

— По домикам все! Не торчите!

Я вернулся в штаб, сел там, верней, полулёг на шконку, и закурил.