Некрасов в русской критике 1838-1848 гг. Творчество и репутация

Талант, молодость и целеустремленность Некрасова вызывали в его «воспитателях» стремление помочь. Его смелость и предприимчивость – желание предостеречь от неверного пути, направить к образованию (Плетнев, Полевой). Ранняя самостоятельность, стремление к самоутверждению, активность, вкупе со склонностью к богеме, – желание «взять в рамки», подчинить правилам, воспитать в нем исполнительность и дисциплинированность. Этими мотивами, по всей видимости, в общении с Некрасовым руководствовался Кони, многолетний воспитатель юношей в военных учебных заведениях. Не случайны его претензии к Некрасову, которые тот пересказывает в процитированном выше письме к Кони, – недостаток «аккуратности, деятельности, постоянной любви к труду» (XIV-1: 40) (курсив мой. – М. Д.). Это – требования руководителя к исполнителю, в роли которого оказался молодой человек с сильными задатками лидера. Письмо написано на стадии завершения их конфликта, время и обстоятельства которого стали переломным моментом на том отрезке биографии Некрасова.

Поэтому, как представляется, сдержанность Кони в печатных поощрениях Некрасова была продуманной. Оставляя мотив зависти и ревности опытного Кони к славе начинающего Некрасова как принадлежащий художественному образу, попытаемся определить позицию редактора, работодателя и учителя. Позиция определялась требовательностью к богато одаренному, инициативному, самостоятельному, но недостаточно образованному и дисциплинированному сотруднику и стремлением четко обозначить status quo.

Только мошенник, должно быть, ужасный. <…> Он каждый вечер является навеселе и рассказывает тьму забавнейших анекдотов о петербургской литературе» (Летопись I: 183).

Вполне вероятно, что для людей, принимавших в Некрасове участие, была очевидной его общая одаренность, но не талант в более узком понимании – талант поэта, талант прозаика, драматурга или критика. Возможно также, что любой его частный талант был менее заметен вследствие известной разбросанности начинающего литератора, пробующего себя сразу во всем.

Поэтому в процитированном Некрасовым письме Кони действительно могло содержаться замечание (а не намек) о недостатке таланта. Его мнение о недостаточном поэтическом, или прозаическом, или драматургическом таланте Некрасова, скорее всего, опиралось только на первые и достаточно поспешные опыты молодого человека, стремящегося к более высокому положению в литературе и действительно написанные «из хлеба». Правомерно предполагать, что сама по себе оценка Кони была строгой, а в письме к Некрасову – еще и намеренно заниженной, что возымело желаемое действие: в ответном письме Некрасова есть подробный анализ мотивов и причин его действий, а конфликт завершился укреплением сотрудничества.

Эта оценка и лаконизм Кони дополнительно проясняется и обретает принципиальное значение, если обратиться к ближайшему контексту. Ближайшим контекстом является цепочка событий, приведших Некрасова и Кони к серьезному конфликту.

Рассмотрим одну из версий возникновения конфликта: что он был спровоцирован В. С. Межевичем, который стремился внести раздор в «лагерь» «Литературной газеты». В некрасововедении с именем Межевича связаны, во-первых, уничижительная статья о сборнике «Мечты и звуки» (1840), и, во-вторых, конфликт вокруг раскрытия тайны псевдонима «Перепельский», совершенного, как принято считать, 20 мая 1841 г. в № 108 «Северной пчелы»[236] (Летопись I: 83).

§ 7. В. С. Петкевич: полемика с Некрасовым и Ф. А. Кони

Василий Степанович Межевич (1814–1849) в творческой биографии Некрасова конца 1830 – начала 1840-х гг. был достаточно заметной фигурой. Его отзыв о «Мечтах и звуках», в отличие от других литераторов, процитированных в этой главе, не был дан с «педагогической» целью. Не обнаруживают ее и другие его действия и высказывания, несмотря на то, что в одном из фельетонов он заявляет о своей учительной роли по отношению к Некрасову.

Межевич, литературный и театральный критик, поэт, выпускник Московского университета, преподаватель словесности и логики в Московском дворянском институте, в середине 1830-х гг. близкий знакомый Белинского, сотрудничал в «Телескопе», «Молве», «Галатее», «Московском наблюдателе». В январе 1839 г. по приглашению А. А. Краевского он стал критиком «Отечественных записок», но вскоре разочаровал своего работодателя и в июле того же года уступил место В. Г. Белинскому, однако сотрудничал в «Литературных прибавлениях к “Русскому инвалиду”» и затем в «Литературной газете». В 1839 – начале 1849 г. он печатался также в «Ведомостях С.-Петербургской городской полиции» и в журналах «Репертуар русского театра» (1839–1841) и «Пантеон» (1842–1848), в котором в 1843–1846 гг. стал редактором и одним из издателей. В 1840–1844 гг. он сотрудничал в «Северной пчеле» как театральный критик и фельетонист, но скрывал этот факт от людей, близких к изданиям Краевского[237].