«В одно прекрасное утро является ко мне на квартиру молодой человек, с книгою в руках, которую он просит принять меня, как знак своего ко мне
Я прочел все стихотворения; особенных признаков дарования нет, видно, однако ж, что автор их человек не совершенно бездарный. Что сказать о такой книге? Я пишу, что стихи г-на Н. Н. гладки, звучны, но и только; в них нет ничего ни положительно дурного, ни положительно хорошего; что мы не ставим в вину г. Перепельскому стихотворений его, однако же лучше советовали бы ему учиться да учиться…..Такие стихи, какие он пишет, очень легко не только писать, а импровизировать, например…..и для шутки, подделываясь под тон молодого стихотворца, я написал две, три пиески на одни с ним темы. Многие смеялись этой шутке, в которой однако ж не было никакой злобы, никакого желания огорчить молодого писателя. Нельзя же сказать юноше прямо в глаза, и притом печатно: учись, братец, учись, а не торопись печатать свои стишонки…..Статья моя была написана со всем желанием добра молодому человеку и, скажу более, со всем уважением к молодости автора, пришедшего просить у меня моего мнения и совета.
С тех пор я совершенно потерял из виду автора и ничего не слыхал про него, радуясь однако ж, что не вижу более в журналах его стихотворений. Верно, юноша послушался моих добрых советов, думал я…..»[246]
Тон Межевича, намеренная пространность изложения говорят о его желании обозначить свой статус: с молодым безвестным просителем он берет на себя роль и критика, и наставника. Последнее, несмотря на педагогический опыт Межевича, явно не соответствовало фактам: его рецензия не содержала совета «учиться да учиться». Не соответствовало фактам и заявление, что он «потерял из виду» автора.
Рецензия Межевича на сборник, очень остро воспринятая Некрасовым[247]
, отличается от других своей жанровой природой. Межевич обладал легким слогом фельетониста, о его успешности в этом жанре говорит оценка Белинского: «русский Жюль-Жанен»