Меня с присущим мертвецам безразличием на лице обогнала неживая рабыня. Ускоренная и усиленная мертвячка, вооружённая коротким копьём, неслась на врагов, как безумный берсеркер северян, а когда копейщики выставили длинные пики, со всего разбегу налетела на острие центрального пикенёра. Женщину насадили на древко почти до середины, и она начала быстро колоть контрабандистов, не ожидавших такого поворота событий, в шеи и грудь. Трое упали на землю, а берсеркерша перехватила своё оружие и метнула как дротик. С дистанции в десять шагов сложно промахнуться, и разбойник, вооружённый дубинкой, схватился за пробитое насквозь бедро. Нежить же начала протягивать сквозь себя пику. Она делала это рывками, быстро перехватывая древко ладонями, и вытягивая подальше. В это время к контрабандистам подбежал гребец с хо́пешем в руках и со всей силы рубанул второго воина с окованной дубинкой. Биться дробящим оружием против нежити — не самая хорошая идея. Боли мертвецы не чувствуют, а переломы хоть и мешают двигаться, но не так уж и сильно. Разбойник выставил дубинку для защиты, а гребец начал наносить частые размашистые удары, рассчитанные на то, что противник выдохнется держать оборону. Так оно и случилось. Контрабандист, не будучи воином, начал отступать и споткнулся с криками: «Нет! Не надо!». Гребец сделал шаг вперёд и ударил, разрубив голову противника, словно тыкву, а потом нанёс ещё несколько ударов, как мясник, разделывающий тушку барана. Пришлось даже отдать приказ, чтобы мертвец переключился на другого разбойника, а то клубок перечня задач в его голове решил, раз враг шевелится, значит, ещё жив, а то, что дёргается от ударов топором — не так уж и важно.
Я же, подбежав к главарю, бросил в него ворох листвы и создал тот же тлен, что для тех дозорных с собаками, но совсем небольшой. Комья взорвались белым пеплом, словно я не листья кинул, а горсть остывшей золы из очага. Главарь протяжно заорал, зажмурился и начал пятиться, выставив вперёд щит и размахивая вслепую мечом. Я не стал атаковать, а притронулся к паутине его души. Не любил я этот приём, но придётся, чтоб остальные надолго запомнили, что с некромантом связываться себе дороже. Тлен в глазах начал разъедать плоть, и контрабандист завопил что было сил. Из его глаз потекла кровь.
Я сжал свободную ладонь в кулак и зашептал.
— Я, Иргатрэ Орса, некромант высшей гильдии, призываю кару бездны. Я проклинаю тебя.
Бездна отозвалась тьмой в моей голове, отчего я чуть сам не упал, потеряв равновесие, зато теперь не нужно было подставляться под клинок этого выкидыша портовой шлюхи. А главарь орал всё громче, и вскоре отбросил в сторону щит и меч, начав непрерывно тереть глаза. Было видно, как нити в том месте истерично пульсировали и пылали алым огнём нестерпимой боли, которая всё усиливалась.
Это умение не совсем боевое, ибо в кипящей схватке нет возможности подойти к врагу и шептать проклятья. Нет времени и лишних сил, дабы направлять поток реки мёртвых на неприятеля. Его придумали в стародавние времена для наказания беглых рабов и кары преступников. Но в мелкой ночной стычке с незадачливым грабителем даёт преимущество. Тот больше никогда не захочет напасть на мастера подлунного искусства, если, конечно, не глуп, как ёршик для отхожего места.
Но сейчас я сохранять жизнь контрабандисту не хотел, и потому обратил своё внимание на оставшихся живых. Те испуганно попятились, постоянно переглядываясь. Я шёл на них, а главарь за моей спиной катался по траве, истошно вопя и расцарапывая лицо до крови. Это стало последней каплей в чаше их отваги, а когда же и эта иссякла, разбойники бросились бежать.
Я выдохнул, и быстро развернувшись, пошёл к погребу. Под ногами пружинила палая листва, а сзади уже не кричал, а хрипел разбойник. На ходу я отдал приказ, и полный мучения голос оборвался вместе с жизнью. Это гребец с хопешом несколько раз тяжело ударил недруга, а до этого он добил раненого берсеркершей копьём в бедро. Тело главаря придётся отнести подальше, ибо изорванная потоком бездны паутина души теперь не только бесполезна, но и опасна для мастера. Бездна и так ударит меня чуть погодя, она не любит, когда жертву вырывают из её незримых когтей, и ищет другую.
— Всё, мастер, — прошептал Брой, когда я опустился на колени рядом с ним. Пират сейчас лежал на спине, держась трясущейся и окровавленной рукой за рану на животе. — Одной нежитью станет больше. Я всей своей про́клятой душой прошу не делать этого, но здравый смысл подсказывает, что это необходимо.
Головорез попытался согнуть ноги, но лишь зашипел и сильнее стиснул пальцы на застрявшей в теле стреле.
— Дядя Ир, — проговорила ставшая серой от испуга Мира, — он умрёт?
Племянница медленно подошла к нам и приложила руку к лицу, прикрывая рот. Ей и так хватило увиденного во время схватки, а тут ещё и раненый Брой.
— Это зависит от тебя, — ответил я и стиснул зубы, стараясь не упасть на траву.