Некромант. Такая работа

Возможно, я просто тормоз, но еще пару секунд я ничего не чувствовал. А потом сила обрушилась на меня, как экваториальный дождь, резко и сильно. Я не мог дышать, я не мог сопротивляться, и слезы текли у меня по щекам. Внутри невыносимо жгло, и я знал, что чертовски виноват перед ней, перед этой женщиной в лифте. Так ужасно, что непонятно было, как жить с этим дальше.

Шаг — и я оказался в лифте. Я смотрел на Веронику, не зная, что мне еще сделать для нее, чтобы искупить свою вину. Ее подвело невнимание к деталям. Прежде чем нажать на кнопку, она торжествующе улыбнулась, и я вдруг вспомнил, где видел эту улыбку раньше. «Ты заслужил немного отдыха, любовь моя».

Я поднял руку — она была тяжелее грузовика с колотым асфальтом. Перехватил рукоять поверх второй рукой — на всякий случай. И выстрелил.

Полковник выдал мне отличный пистолет, только очень громкий. Отдача чуть не сломала мне запястье, зато Веронику буквально вышвырнуло из лифта. Она впечаталась в стену и сползла по ней, истекая кровью. Левое плечо у нее было разворочено так, словно я стрелял в нее из африканского штуцера с пятьсот пятым патроном. В красном месиве виднелись белые костяные осколки.

— Сволочь. — Вероника подняла голову. Выглядело это жутковато, но не похоже, чтобы ей было больно. — Как ты мог так со мной поступить? Может быть, я просто хотела с ней подружиться.

Рука, от ладони до плеча, ныла. В ушах стоял звон.

— Не морочь мне голову, — сказал я. — Не выйдет.

Ее рана на глазах затягивалась — такое в кино о супергероях показывают. Только звук был неправильный. Хлюпающий такой, противный.

— Ты мне не доверяешь? — с упреком спросила Вероника.

Смешной вопрос.

Когда-то она пыталась меня убить. Ладно, это можно списать на обычное «безумие новоумершего». Она украла мои видеомагнитофон и все старые кассеты, пока я приходил в себя, отлеживался и жрал горстями антигистаминные таблетки. Не страшно. Многие женщины делают гадости своим бывшим.

Она подставила меня, чтобы выслужиться перед Рамоной. И подставит снова, как только ей это станет выгодно. Она угрожала мне. Фиг бы с ним, не она одна. Она угрожала тем, кого я пообещал защищать.

— Да, — сказал я. — Я тебе не доверяю.

Она встала — с трудом, покачиваясь, но вполне уверенно. Аккуратно спустилась по лестнице к выходу из подъезда. И бросила, не оборачиваясь:

— Так оно и было всегда, Кир. Ты хороший, я плохая. Но это ты позволил мне войти в эту дверь.

На улице метель начиналась. Ветер слизывал снег с газонов и асфальта, заворачивал вихрями. Из подъезда этого не разглядеть было, но я знал, что возле продуктовки напротив уже крутится смерч. Там узкое место между двумя домами, самая неудачная планировка в районе — выступающий угол справа, забитая парковка слева и вечная колдобина на дороге.

Меня все еще трясло, когда дверь подъезда лязгнула, открываясь, и Вероника растворилась в сумерках.

Я нажал кнопку своего этажа и привалился спиной к стене, стараясь не дать себе сползти на пол. Почти удалось, во всяком случае, на ногах я удержался. И молодец. Вполне достаточно.

«Ты позволил».

Хорошая позиция, выигрышная. Только что мне этим Вероника сказать пыталась, я так и не понял. У меня плохо выходит соображать, когда все болит.

Алла Семеновна уже ждала меня. Ее голова в полотенце виднелась сквозь щель между дверью и косяком. Дверь была закрыта на цепочку.

— Я так и знала, что это вы! — прошипела она. — Сколько можно? Возвращаетесь по ночам, пьяный в стельку — вот, я чувствую, от вас же несет! Несет, как от свиньи! Опять устроили дебош!

У меня все болело. Я чертовски хотел домой. Просто попасть ключом в замочную скважину, вползти и рухнуть. И чтобы никто не орал над ухом. Это что, так много?

— Думаете, раз парткома нет, мне некуда пожаловаться? — Она говорила все громче и громче, под конец уже почти срываясь на крик. — Я больной пожилой человек! Не стыдно? Что пялишься, морда наглая? Глаза залил — и пялится! Подрался еще, алкаш хренов! Есть кому до тебя добраться! Каждую ночь дом разносит! Долбает дверьми! Сколько раз говорить?! Сколько раз сказать нужно, чтобы в башке тупой что промелькнуло? И девок еще таскает, как будто так и надо! Так и надо!

Вот тут меня и перемкнуло.

— Пасть закройте! — рявкнул я.

Наверное, громче, чем требовалось. Соседка присела — испуганным движением, которое свойственно маленьким собачкам, капитально нашкодившим и знающим, что сейчас им отвесят качественного леща.

Только не надо меня убеждать в том, что я псих, ладно? Когда я разбиваю чашку, я беру веник и собираю осколки, а не проклинаю мироздание. Когда меня кто-то обижает, я не бегу к компьютеру, чтобы пожаловаться на свою обиду паре сотен полузнакомых людей в сети. Я вежлив со Свидетелями Иеговы. Я вообще довольно вежлив и хладнокровен. Обычно. Почти всегда. Ну по крайней мере, достаточно часто. Ладно. Хорошо.

Согласен — я псих. И что теперь делать?

— Простите, пожалуйста, Алла Семеновна, — сказал я. — Мне ужасно стыдно, но у меня выдалась ДЕЙСТВИТЕЛЬНО тяжелая неделя.