Череп оскалился, но вместо него я видела язвительную ухмылку и темный насмешливый взгляд, уверенный, что у меня ничего…
— А я попробую, — и без всякой жалости вогнала в кожу на запястье зазубренный край железного ключа. Чем не ритуальный клинок?
Тени обезумели от запаха крови. Холин смотрел, как на…
— Я ведьмомаг, у меня все работает. — Второе запястье постигла та же участь.
— Заткнитесь, мастер Холин, теперь
А потом ровно и чисто, как на экзамене, пропела-прочла воззвание, стряхнула с полных крови пригоршней гроздья алых капель, и они послушно сложились в матрицу подчинения, золотом осевшую на груди чудовища. Руки запястьями вверх, мизинцы в стороны, большие и указательные — прямые, безымянные и средние касаются ладоней подушечками пальцев. Я держу тонкие нити, и руки не дрожат, потому что я чуть приподняла локти, как будто кто-то стоящий сзади поддержал.
— Ты мой, — прошептала я, и нити налились силой. — А теперь —
И чудовище пошло следом на поводке из крови, что все еще стекала на мои ладони и пальцы, и золота, в котором то и дело проскакивала шальная зеленая ведьмачья искра.
Я открыла проход. Настолько легко, что удивилась, почему у меня раньше так не выходило. Опять за спиной. Открыла же.
Стряхнула нити подчинения с рук, в них больше не было надобности. Моя кровь сделала призрачную суть Холина материальной, и я обняла его, быстро, пока он не успел меня остановить. Потом повернулась спиной, прижалась. Он вздохнул и вытянул костистые руки ладонями вверх, а я обхватила его запястья.
Он не верил.
— Просто делайте, мастер Холин. Вы же умеете работать по инструкции?
И на меня обрушился океан.
Шаг назад…
Я споткнулась о его ноги, завалилась спиной и до звезд в глазах приложилась затылком о твердый подбородок.
Глухо застонав, некромант спихнул меня в липкую холодную лужу… крови. В груди дернулось, я отползла, села. Сил не было, резерв почти в ноль. Мы вышли не там, где я провалилась. На плоской вершине башенки, которую папа гордо звал то обсерваторией, то взлетной площадкой, смотря какое у него было настроение, и на которую мне категорически было запрещено подниматься одной. Сытый дом еще не успел нарастить сферическую крышу и балки когтями торчали в черное небо. Холин, белый как мел, лежал на боку у низкого, словно обгрызенного парапета и пытался сложить дрожащие от невыносимой боли пальцы в какой-то знак. Он коротко хрипло дышал, до хруста сжимал зубы. Наверняка, не будь здесь меня, уже орал бы в голос. Страшная рана, ребра с ошметками обожженной плоти, а в просветах… бешено и неровно бьется сердце. И кровь, толчками. Как в одном человеке может быть столько крови… Мне резко стало нехорошо.
— Отставить обморок, — дрожащий голос из смеси рыка и стона. — “Холод” и стан… дартное восстановление, быстро.
— Я не могу! Мне нечем! — отчаянно взвыла я, подбираясь к нему поближе.
— У тебя… мое кольцо и в… ведро крови на полу, балда, на крр… крови плети.
Попробовала… Новый стон, и мои пальцы сорвались, в глазах поплыло. Только бы не разреветься. И вспомнить то, что было найдено через третьи руки и тайком читано только потому, что сказали категорическое “нельзя”.
— Мика, — его рука легла поверх моих. Холодная, ледяная… Кости подсвечивались синим, и Холин из последних сил мешал иной форме проявиться, дышал тяжело. Голова на каменных плитах, мокрых от крови, волосы слиплись, глаза закрыл, и веки дрожат, вздрагивают, тонкие, как бумага. — Успокойся и… получится. Просто поторопись… Не восстановлюсь — снова за порог толкнет и все… впустую, не вытянешь… Пом… помнишь, как круг чертила?
— Отв… ратительный? Пальцем? — Страх бился в горле, душил.
— Пальцем. Рисуй. Прямо на… полу, по крови, — слова рваные, голос шелестом, — и дури побольше, как… любишь. — И почти неслышно: — Когда любишь, хорошо… выходит.
Ледяные пальцы соскользнули.
Я рисовала зеленым светом на залитом кровью каменном полу. “Холод” и “восстановление”, как он просил. А еще щит и якорь. И кое-что еще, что-то страшное, для того, кто шел сюда через грань. Я слышала, как прогибается граница с межреальностью от его воли. Я торопилась.
Мы сделали это одновременно. Я — закончила рисунок, а Ясен перешел порог, оставив проход открытым.
В бездне провала я видела фигуру, упирающуюся острым углом в основание башни, той ее части что ушла за порог. В центре треугольника лежал котлован, в котором когда-то было озеро. Я, опустившись на колено, стояла одной стороны лежащего в штреках под башней старого рунного круга, он — с другой.
— Ключ, — потребовал Ясен. — Будет некультурно открывать дверь в другой мир ногой.